Эта тварь неизвестной природы

— Ноги отсидел, понимаете, — сказал майор, стыдясь этого. Фенимор подхватил его под предплечье, поднял и отвёл от машины. Весёлой нырнул в кабину. Фенимор снова поднёс бутылку к губам Алёшичева, и теперь тот допил её почти до конца. Видно было, что он изо всех сил сдерживает глотки. Под распахнувшимся кителем мелькнул чистый бинт с небольшой точкой крови в центре. «Шестьдесят шестой» завёлся, Весёлой выставился на Фенимора в окошко.

— Почему ваши люди молчат? — спросил Фенимор.

— Они связаны, а рты я им позатыкал, — объяснил Алёшичев. — Хотелось что-то сделать и для себя, пока ноги ходили. Слушать их вопли я давно устал.

— Весёлой, проверь людей. Чтобы языки не запали, всё такое.

— Какая у вас вода интересная, — сказал Алёшичев. — Войны-то не было?

— Знаете, товарищ майор, я сейчас лучше промолчу, — сказал Фенимор. — Многое изменилось, кто вас знает, как вы среагируете.

— А! — сказал Алёшичев. — Ведь верно! Не подумал. Да куда мне сейчас… Пять лет, блядь…

— Вы что, вы все были в сознании? — спросил, не удержавшись, Фенимор.

— Если это можно назвать сознанием, — ответил Алёшичев так, что Фенимор сразу же отстал от него навсегда.

В кунге было тихо, потом Весёлой спрыгнул на бетон и захлопнул дверцу. Кивнул Фенимору.

— Мочи по колено, но привязаны качественно. В безопасности, корочкой говоря. Чечен волком смотрит, но это плевать. Так что? — спросил он. — Как?

— Ты возвращаешься с ними. Я еду дальше.

— Твою мать! — сказал Весёлой так, как будто озвученный вариант не лежал на поверхности.

— Ты со мной на выходе, Весёлой, — сказал Фенимор. — Не я с тобой. Не забывайся. Выход надо пройти, но их тоже не бросишь. Сколько времени ещё отключка продлится, ты заложишься?

— Всё равно все рискуем, — сказал Весёлой.

— Убрать заложника, — напомнил ему Фенимор, и Весёлой против воли кивнул согласно.

— Ни хуя не понимаю в делах, пацаны, — сказал Алёшичев, прослушав всё это, — но за помощь век буду благодарен.

— Ну и хорошо, — сказал ему Фенимор. — Давайте-ка я вас в кабину засуну.

— Надоела она мне хуже политики партии, — сказал Алёшичев. — Партия-то хоть как, помнит о нас? Я коммунист.

Весёлой засмеялся. Молодчина был этот Алёшичев, только трекер мог понять, насколько был мужчина майор.

Когда уже «шестьдесят шестой» кряхтел носом к городу, Фенимор сказал Весёлому, сидевшему за рулём:

— Расклад, Серёга. Везёшь их в «Две Трубы». Там ходите за ними, пока я не вернусь. Или пока Зона не грянет. — Он прикинул. — Сутки их в Беженск не вези.

— Погоди, Вадим, — сказал Весёлой, открыл дверцу и наклонился к Фенимору. — Они же всё-таки из «могилы». Под Зоной люди ходят. Я считаю, их надо вывезти даже из нейтралки. Если они снова под удар попадут, — кто знает, что?

— Мне нужны сутки. Если до людей или до Дроли дойдёт, что по Зоне можно кататься на машинах, тут начнётся. Спасательная операция, как минимум.

— У тебя фора. А они пять лет в «могиле» провисели. Я решу, Вадим, ты их уже сдал мне на руки. Не взыщи. Не успеешь ничего с такой форой — значит, никак бы не успел. Вывезти их нужно. Моё мнение. И я по нему решу. Всё, брат, мы поехали. Добрый путь.

— Благодарю, бандюга, — сказал Фенимор. — Добро вернуться.

— И тебе.

Когда задок «шестьдесят шестого» превратился в спичечную головку, а гнусный запах его перестал доминировать в воздухе, Фенимор вернулся в «скорую» и некоторое время неподвижно сидел за рулём, ни о чём не думая. Всё это длится годы и десятилетия, а потом кончается в одну минуту. Я год рисовал трек к «Девятке», а могу доехать до него за полтора часа. Капитан как знал, когда заставил меня водить машину. Я же ненавижу водить машины, в школе сбегал с вождения, так и не заставили меня. Как звали учителя-то? Завхоза?

Он тронул «скорую», спокойно осваиваясь. Сначала и поёрзать пришлось «рафику», покусать удила, в раздражении от неопытности наездника, но потом какие-то рефлексы вспомнились, до чего-то своим умом на ходу дошёл Фенимор, да и задача стояла не из нелёгких: катить по прямой бетонке прямо.