Эта тварь неизвестной природы

Остальные выходные, то есть охрана и свита полковника в составе: прапорщики Шульцев и Глызин и Коростылёв, майор, — тоже помалкивали, хоть и по недипломатической причине, а по физиологической. Прапорщиков «целовало» взасос, то есть Шульцева рвало, а Глызина пробило сзаду. А вот майор Коростылёв ничего низкопробного в качестве «поцелуя» не получил, с ним Беда поздоровалась вроде как за руку. То есть, то ли он редкого потенциала первоходок, то ли он ходила опытный, но притворяется. И молчит. Бледный, но молчит. Этот интересный скурмач, решил Набис, опасный. Но Беда по-любому выкупит. Запишем себе… Ну а водитель дежурного спасательного «шестьдесят шестого» Андреич Никифоров по прозвищу Харон, ас перевозок смертников с Земли в Беду, не считался за выходного. У себя в кабине он сидел, и не видно его было и не слышно. Он «нейтралкой» не считался. Он был тут свой. «Нейтралке» платишь лишь однажды, а на большее Харон не претендовал. Семьдесят пять за выезд за КПП, десятка в час всё время рейса. И ни на шаг в Зону. Трое детей, жена, никто не пропал, все здоровы.

— Ну, что ж вы молчите-то, товарищ дежурный проводник? — спросил полковник, бешено вращая освободившимся глазом, моргая им, массируя его всеми пальцами по очереди. — Хоть бы отбрехнулись или «виноват» сказали бы. Чуть зрение старый полковник не потерял! А вам, соответственно, хоть бы хны. Фамилия ваша как, не услышал?

Дипломатия…

— Вольнонаёмный Матвеев, — сказал Набис, помолчав.

— И какого хера неизвестной природы вы молчали, проводник?

Дипломатия. Набис «включил библиотеку».

— Ваш выход — сплошная непрофессиональная авантюра, товарищ полковник, — произнёс он тихо. — Я пытался вас предупредить ещё в штабе. Вам на меня было… Вы не стали меня слушать. А ведь вы, товарищ полковник, к выходу не готовы. И цели выхода не понятно ни хера. Так что я просто постараюсь вернуть вас с выхода живым. Без объяснений. Имеющий уши — услышит… Хотя мы и не вышли ещё даже. Мы ещё не в Зоне…

— Как это так — мы «не в Зоне»?! — поразился полковник, прижав повреждённый глаз пальцем.

Дипломатия. Набис сплюнул с машины на белый жаркий бетон Стояка. Вот такие люди у нас в начальничках. А Харон прихлопнул приоткрытую дверцу своей кабины. Всё слышал, старый пёс.

— Что, товарищ проводник, ищете, как бы вежливо сказать начальнику, что он мудак? — спросил вдруг полковник и усмехнулся.

— Между Бедой… Между Зоной и Землёй — как бы барьер, «нейтралка», нейтральная полоса, — сказал Набис, держа тон. — Как контрольно-следовая. Здесь и земное работает по-земному, и бедованское тоже работает… Но ничего не убивает. Нет опасных гитик. А «поцелуй»… ну, рвота там, с глазами всякое, кровотечения из разных мест, — нормальная вещь при первом разе. Беда на вас в «нейтралке» смотрит, кто вы, откуда. Зачем. А потом прописывает. Как в камеру зайти.

— Сидели? — спросил полковник, но не «проницательно», а как-то нормально.

— Нет, — ответил Набис.

(Полковник отметил, что у проводника сильный непонятный и неприятный акцент, хотя русский у него правильный и сам он Матвеев. В «предбаннике» КПП полковнику успели немного рассказать о нём. Из доступных сегодня дежурных проводников в наряде спасательной службы он лучший, сказал выпускающий, капитан Мазин, взято у него за двадцать треков, служит на контракте год. Местный, беженец. Поселковый хулиган в прошлом, в армии не был, после армии вроде бы котельщик, вольнонаёмничал на полигоне. Высокий, тонкой кости молодой человек, с густейшей шевелюрой из мелких кудрей на голове, иссиня-чёрной, каракулевой. Зимой он, наверное, и шапки не носит. Усики. Позавчера — в день прибытия — и вчера Блинчук видел его в курилке у штаба трижды, и всякий раз Набис читал книгу. Они тут все читают. Не приведи господи таких солдат. Или даже просто подчинённых.)

— Н-да… Какая же она, на хер, «нейтралка», если такое тут с людьми творится? — спросил полковник.

Набис пожал плечами.

— Какая уж есть, — сказал он. — Не убивает. Спасибо ей.

— Вы кто по национальности? — спросил полковник.

Набис уставился на него, потом сообразил и чуть усмехнулся.

— Вам кажется, что у меня акцент. Это дефект речи, товарищ полковник.

— Прошу прощения, — пробурчал полковник явно непривычные слова и побледнел, что, видимо, заменяло у него «покраснел». — Виноват… Но — не понимаете цели выхода… Что же тут непонятного? Задержать замеченное с вышки лицо с малолетним ребёнком, вывести из зоны бедствия, опросить, оказать помощь.

— Товарищ полковник, это Папаша, — тихо сказал Набис.

— То есть — «Папаша»? То есть он лицо известное?

— Он единственный выживший в Зарнице. То есть их двое единственных. Он и дочка.