Эта тварь неизвестной природы

– А срочную, на самом деле, ты служил на Полигоне.

– Было и это.

– Расскажи мне про «мамины трещины».

– А что это такое, Шугпшуйц?

– Как вы все меня… Ладно. Значит, расскажи мне о капитане Житкуре.

– С какой стати? Я его не знаю. Откуда мне его знать? Это же легенда.

– Вадим, я тебя умоляю, на самом деле. Согласился поговорить, так не трави. Этого не знаю, этого не понимаю… Вся «Десятка» знала капитана Житкура. Ходил с ППШ по городу, ездил на «виллисе».

– Так я не на Десятке служил, голубь ты мой мира. Я служил… Нет. Я подписку о неразглашении давал. На двадцать пять лет. Скажем, я служил там, где сейчас Второй Эпицентр.

– Хорошо, а доктор Вяткин?

– С ним был знаком, конечно. Он работал врачом в Беженске до девяносто пятого, потом пропал куда-то. Но я знал его ещё по армии. Его призвали одновременно со мной, гусили, можно сказать, вместе. В моей части. Он лейтенантом, я рядовым. Двухгодичник из Челябинска, врач. Педиатр, что характерно. Классный чувак, очкарик, губа нижняя до пупа, всё грезил о своей коллекции рока семидесятых… Абсолютно гражданский человек, к командиру части так и обращался: «товарищ командир части».

– А разве «ефрейтор без головы» в восемьдесят седьмом не у тебя в части, на самом деле…

– До старости ты не доживёшь, Шугпшуйц. Хм… У меня. Откуда ты знаешь?

– И разгребал там не капитан Житкур?

– Без малейшего понятия. Мы же из казарм выйти не могли. Во-первых, нас там заперли, во-вторых, мы сами ссали выйти так, что окна наглухо забили одеялами и порвали бы любого немца, кто бы попытался нас выгнать на улицу.

– Немца?

– Офицера. Офицер – немец, гусь – салага, салабон.

– У нас не так было.

– А ты служил?

– Ну… да.

– Местная разновидность слэнга.

– А ты сам видел этого ефрейтора?

– Да.

– Расскажешь?

– Нет. Дурные воспоминания.

– Страшные?

– Да нет, просто дурные. Не для этого солнышка. Тучка уплыла. И пиво вкусное. Как-нибудь потом.

– Ну тогда Петрович.

– А что не так с Петровичем?

– Когда ты с ним познакомился, на самом деле.

– На самом деле он меня в первый выход водил. Я же «язовский контрактник». А он был из самых первых разведчиков, старший прапор. И я попал к нему в группу.

– И как прошло?

– Да мало кто выжил. (Издевательски.) На самом деле.

– Да вот привязалось, поговорил с москвичом одним вчера по телефону.

– Так ты ж сам москвич.

– Я бедован.

– По жизни, видать. Бедован, а в Зоне не был. Магацитл ты, вот ты кто.

– Блинчук тоже не был в Зоне.

– Блинчук скурмач.

– А мне Папаша запретил.

– Вот ты ж брехло, фантаст! Папаша и Яна погибли до тебя за год! Или за два…