Длинные полы платья не успевали за своей хозяйкой, ели слышно шурша. Бурый – хотя это скорее оттенок коричневого − вверх платья с глубоким декольте подчёркивал все достоинства шестнадцатилетней девушки. Дальше платье уходило в пол темно-синей, почти черной, юбкой; половина рукава от плеча до локтя было «прозрачным», украшенным черными узорами, а вторая часть той же синей тканью спускались широкими «волнами».
Юная Сакамаки неслась по коридорам особняка Муками, и шлейф из распущенных темных волос и платья неслись за ней. Девушка приподняла платье, и Юма не успевал за младшей наследницей.
− Белла! – но Сакамаки лишь шикнула в ответ. То, что произошло, она считала чистой воды предательством. Хорошо, что у сестры Цисси сдали нервы, и она поведала младший сестре, почему Руки не навещает ее. И тогда внучка Азазеля была в бешенстве, что конечно, представляло опасность для всех. Беллатрикс − которая биологически была старше своих сестре − все еще не переняла все знания и силы Азазеля, но уже в свои шесть смотрела на всех пугающими желтыми глазами, и Белла до сих пор не понимала, почему все так. Ровенна попыталась объяснить: Беллатрикс должна была быть старшей дочерью, но Азазель решил передать ей свои силы и знания, сделать Преемницей. Когда родились Реджина и Присцилла, Азазель задержал рождение Беллатрикс и вел свою дочь в состояние комы. На Земле не прошло и двух месяцев, а в Аду – девять месяцев. Азазель взращивал ребенка, что находился в теле Ровенне, давал ему свою силу, знания. А потом – родилась Беллатрикс, и стала расти: медленно физически, но так быстро разумом. Она была не погодам умна, а еще красива. Руки любил над этим подшучивать: ребенок, который в два года мог осознано убить человека щелчком пальца. Ну разве не забавно?
Наречение, которое так восхищало Азазеля, было обрядом, которое связывает двух людей навсегда. Это происходит само собой, и выбирать Нареченных не приходилось. Допустим, Эсма – совершенно случайно – нареклась с Гейбом, сыном Рейджи и Ровенна. А вот Руки… Руки нарекся с Беллатрикс, когда она только появилась на свет. В десять лет Белла уже понимала, кто для нее сапфироглазый вампир и была без ума от радости; все свободное время стремилась проводить с женихом, разговаривала с ним, впитывала его эмоции, чувствуя, как точно такие же наполняют ее. С возрастом, такая детская влюблённость утихомирилась, превращаясь в крепкую, но тихую любовь. Белла больше не прыгала на шею Муками, хотя бы при людях.
Но кое-что заменить было нельзя: Беллатрикс осталась столь же ревнива, и яростно охраняла то, что ей принадлежит. А Руки являлся таковым. Когда темноволосая Сакамаки узнала, что ее (!!!) Руки был потрепан какими−то волками, она рвала и метала. Но обиднее было другое: ни мама с отцом, никто не сказал ей об этом. Почему, разбираться не стала. Просто метнулась из Ада на Землю, сразу в особняк Муками.
− Сакамаки, остановись на секунду! – Белла все-таки остановилась, метая в запыхавшегося Юму разозленный взгляд желтых глаз. Он тоже не сказал ей!
− Чего тебе? – прошипела Наследница, старясь не врезать любимому дяде. Маме не понравится, если она изобьет Муками. А папа, может быть одобрит.
− Мы не стали говорить, потому что Руки может не правильно среагировать на тебя. – злость сменилась раздражением. Что значит «неправильно среагировать»? – Ну, его не хило так потрепали. И вряд ли он захочет, чтобы ты видела его, ну, в таком состояние.
Белла сцепила зубы, но не удержалась от гортанного рыка. Юму понятливо отошел на шаг: все−таки, внучка Азазеля может неплохо его избить, даже являясь хрупкой шестнадцатилетней девушкой.
− Сама разберусь! – рыкнула Беллатрикс, направляясь к комнате вампира. Юма не пошёл за ней, за что Белла была ему благодарно. В конце концов, кому захочется быть убитым собственной племянницей.
У самой двери Белла внезапно убавила шаг, а после – в нерешительности застыла около двери. Что если Юма был прав, и Руки не захочет ее видеть? Да нет, бред. Беллатрикс качает головой и приоткрывает дверь. И первое, что бросается в глаза – миниатюрная женская фигурка на фоне большого окна. Комори, услышав скрип двери, поворачивается и смотрит на Беллатрикс.
− Что ты тут забыла? – шипит брюнетка, пытаясь прожечь в блондинке дыру. В принципе, она могла такое сделать, о почему-то не хотелось делать этого. Мимолетный взгляд на Руки – спит. Желтые глаза вновь уперлись в Комори. Наверное, Беллатрикс была единственной, кто эту блондинку действительно недолюбливал: Цилли и Реджина относились к ней как к пустому месту, остальные просто были наигранно−вежливыми. Стоит задать вопросом, насколько искренней была сама Комори, но из-за Аято приходилось терпеть. Он был единственным, кому она была дорога; он любил ее так же, как Беллатрикс ненавидела. А Аластор так и не принял ее, дочь от смертной ему не нужна, ведь у него есть Хуриджихан с Эсмой, и любимая супруга – Шах. Дочь со стороны, кому она нужна?
− Я пришла навестить Руки. – Комори улыбнулась. Насколько искренни, Белла не бралась судить.