Этаж ноль

Я ждал, когда наступит полночь, а темнота ждала меня. Темнота… Я боялся ее с раннего детства. Боялся так сильно, что до 15 лет спал с включенным светом. Ведь когда спальня погружалась в кромешный мрак, мне чудились скрытые за этой непроницаемой пеленой тьмы кошмары. Придуманные мной и подсмотренные в дешевых голливудских фильмах. Чудовища и привидения, лицо, проступающее сквозь серую белизну потолка, и зубастые меховые шарики, затаившиеся под кроватью. Им был нужен я. Мальчишка, накрывший голову одеялом. Крепко зажмуривший глаза и закрывший уши. Тогда это еще могло помочь. И, хоть в безвестно канувшем детстве страхов было куда как больше, я знал способ с ними справиться. Притвориться, что ничего кроме пространства под одеялом не существует — как просто, правда? Но теперь этот проверенный метод был бесполезен. Я не верил никому — и себе в том числе. Оставалось только думать, напрягая извилины до пульсирующей боли в висках. Пусть так, если иначе нельзя…

Мысли роились в голове, как стая назойливых мошек — хаотично, но сохраняя видимость порядка. Как мартышки, запертые в клетке… Я думал… Что связывало меня с моей никчемной жизнью? Да то же самое, что и любого другого человека. Страх. Я боялся умереть, боялся потерять то немногое, что у меня все-таки было. Я боялся высоты и пауков. Первого потому, что мог упасть вниз. Второго — потому что эти насекомые вызывали у меня глубочайшее отвращение. Ведь что такое страх? Есть много определений, но мне больше нравится собственное…

Страх есть надежда.

Страх смерти — надежда на то, что ты будешь жить. Страх поражения — надежда на то, что ты сможешь выиграть. Боязнь пауков — надежда на то, что тебе не придется иметь дела с этими тварями. Пока есть надежда — есть страх. И только отчаяние делает человека поистине бесстрашным…

Но я пока надеялся. И поэтому очень сильно боялся. Не давал себе услышать то, что происходило вокруг. Не замечал даже пыли, испачкавшей руки, не замечал затхлого воздуха, не обращал внимания на затекшие мышцы. И еще я думал… Думал, что страх происходит из неуверенности. Что это — лишь ответная реакция психики на несовершенство мира. Инстинкт, в своем роде. Как у животных… Забавно, но мы, люди, мало чем от братьев наших меньших отличаемся. Да, да, инстинкт… Страх — это, в первую очередь, защита. Способ выжить и произвести на свет потомство. И, вместе с тем, идеальное орудие пытки… Уж кто-кто, а я знал это лучше, чем многие.

Пытка, пытка… Ожиданием страха. Предчувствием ужаса. Слабым привкусом надвигающегося ночного кошмара. Сперва я винил во всем дом, хотя и не был настолько наивен, чтобы считать его живым. Мрачная, гнетущая атмосфера полузаброшенного здания, обросшего леденящими кровь историями, как корабль обрастает ракушками. Есть чего испугаться. Есть повод испугаться… Именно — повод. Скоро я понял, что место не играло абсолютно никакой роли. С тем же успехом я мог сидеть в фешенебельном номере сверхсекретной гостиницы, оборудованном самыми совершенными средствами защиты, с ротой телохранителей под рукой… И точно так же бояться, как боялся сейчас. Да, место не имело значения…

Потому что моим палачом был я сам.

И так может продолжаться очень долго. Пока я не сойду с ума… Либо пока не наступит полночь. Все это время я буду куклой, танцующей на ниточках первобытных чувств. И после, если это после вообще будет, ничего не изменится. Я буду пленником, но не запертой комнаты в старом здании, а собственного сознания, не верящего в реальность мира. Хочу ли я такого исхода? Конечно, нет. Пусть я упрямый и твердолобый. Пусть я часто ошибаюсь. Но… я хочу жить. А не существовать, как было до сих пор.

Я не знал, сколько осталось до указанного времени. Может, оно уже наступило… Хотя, это навряд ли — я бы сразу почувствовал. Значит, пока у меня есть некоторое количество секунд, скованных в минуты. Вполне достаточно, чтобы успеть увидеть настоящую реальность… Я встал, отряхнул пыль с одежды и ладоней, прислушался. Мои уши стали так же чувствительны, как и мои оголенные нервы. Я не мог различить очертания теней в полумраке комнаты, но мог уловить любой, даже самый тихий, шорох. Если опасность существует — сначала будет звук. А если и нет… То глаза мне все равно не помогут.

Слушая окружающее пространство, я буквально слился с ним. Мне казалось, что могу по звуку определить, где находится шкаф, где учительский стол, где несчастный засохший цветок. Прямо как летучая мышь, видящая ушами. Подобно этому маленькому вампиру я ждал шума, любого, чтобы сориентироваться, понять, что мне делать. Хоть стук капель воды, протекающей из ветхой трубы, хоть приглушенное завывание ветра, отделенного от меня пыльным стеклом, хоть скрип деревянного пола, стонущего под моей тяжестью. Хоть что-нибудь! Но тщетно — звуки отсутствовали, как класс.