Этаж смерти

Но на самом деле он с самого начала знал, что я невиновен. Бейкер знал, кто невиновен, а кто виновен. Вот почему он вел себя так беспечно. Бейкер знал, что я просто козел отпущения. Что страшного в том, чтобы снять наручники с невиновного, случайно подвернувшегося под руку? Зачем предпринимать какие-то меры предосторожности, провожая этого невиновного в туалет?

Именно Бейкер привез Хаббла на допрос. Я еще тогда обратил внимание на его поведение. Он разрывался на части. Я решил, что ему неудобно вызывать на допрос родственника Стивенсона. На самом деле все объяснялось совсем иначе. Бейкер был в смятении, потому что попал в ловушку. Он понимал, что допрос Хаббла может обернуться катастрофой. Но, с другой стороны, он не мог не выполнить приказ Финлея, не вызвав у того подозрений. Бейкер попал в ловушку. И так плохо, и эдак.

Затем была умышленная попытка скрыть личность Джо. Бейкер сознательно допустил ошибку при передаче отпечатков пальцев в архив, чтобы Джо так и остался неопознанным. Он знал, что Джо работал на правительство. Знал, что отпечатки Джо есть в базе данных в Вашингтоне. И поэтому приложил все силы к тому, чтобы это нельзя было установить. Но Бейкер сам разрушил свою ширму, слишком поспешно объявив об отрицательном результате. Это стало следствием отсутствия опыта. Бейкер всегда поручал технические детали Роско. Поэтому он был незнаком с системой. Но я не заметил очевидного. Я был сам не свой, когда второй запрос насчет отпечатков дал имя моего брата.

С тех пор Бейкер постоянно вертелся вокруг нас, подслушивая и подсматривая, суя нос в наше тайное расследование. Он хотел принимать участие, добровольно предлагал свою помощь. Финлей использовал его как часового. Но все это время Бейкер бегал к Тилу, докладывая то, что ему удалось узнать от нас.

Финлей несся на север с головокружительной скоростью. Он швырнул «Шевроле» на развилку и вдавил педаль в пол. Огромная машина полетела по автостраде.

— А может быть, обратиться к береговой охране? — предложил Финлей. — Пусть выставят усиленное охранение в воскресенье, когда преступники возобновят отправку своего товара.

— Ты шутишь! Президенту пришлось вынести столько нападок, и он не пойдет на попятную в первый же день, только потому, что ты об этом попросишь.

— Так что же делать?

— Позвони еще раз в Принстон, — сказал я. — Свяжись с тем аспирантом. Быть может, ему удастся определить, к какому заключению пришел вчера вечером Бартоломью. Спрячься в какую-нибудь безопасную нору и за работу.

Финлей рассмеялся.

— А где сейчас безопасно, черт побери?

Я рассказал ему про мотель в Алабаме, в котором мы с Роско останавливались в понедельник. Глухое место, как раз то, что нужно. Я сказал, что найду Финлея там, когда вернусь. Попросил его пригнать «Бентли» в аэропорт и оставить ключи и квитанцию на парковку в справочном бюро. Финлей повторил мои указания, подтверждая, что все понял. Он гнал быстрее девяноста миль в час, но то и дело поворачивался, обращаясь ко мне.

— Следи за дорогой, Финлей, — не выдержал я. — Не будет ничего хорошего, если ты угробишь нас в этой чертовой машине.

Усмехнувшись, он уставился на дорогу. Надавил на газ еще сильнее. Полицейский «Шевроле» разогнался до ста с лишним. Затем Финлей повернулся и на протяжении трехсот ярдов смотрел мне прямо в глаза.

— Трус, — наконец сказал он.

Глава 25

Пройти через металлоискатели аэропорта с дубинкой, ножом и большим пистолетом довольно трудно, поэтому я оставил камуфляжную куртку у Финлея в машине, попросив переложить ее в «Бентли». Он прошел вместе со мной в зал вылета и снял большую часть семисот долларов, имевшихся у него на карточке, на билет до Нью-Йорка и обратно авиакомпанией «Дельта». Затем Финлей отправился искать мотель в Алабаме, а я прошел к самолету, улетавшему в аэропорт «Ла-Гардия».

В два часа с небольшим самолет поднялся в воздух, затем я тридцать пять минут ехал из аэропорта на такси и прибыл в Манхэттен в половине пятого. Я был здесь в мае, и тогда все было почти так же, как в сентябре. Летняя жара окончилась, и город снова приступил к работе. Такси провезло меня по мосту Триборо, повернуло на запад по 116-й улице, обогнуло парк Морнингсайд и остановилось у главного входа Колумбийского университета. Я вошел внутрь и нашел службу охраны. Постучал в стеклянную дверь.

Полицейский, сверившись с листом бумаги, впустил меня. Провел в отдельную комнату и указал на профессора Кельвина Кельстейна. Я увидел перед собой старика, крохотного и сморщенного, с густой копной седых волос. Он был в точности похож на уборщика на третьем этаже тюрьмы Уорбертон, но только был белым.

— Латиноамериканцы возвращались? — спросил я у полицейского.

Тот покачал головой.

— Я их больше не видел. Секретарша профессора ответила им, что встреча отменяется. Быть может, они уехали.

— Надеюсь, — сказал я. — А пока вам придется некоторое время присматривать за стариком. Скажем, до воскресенья.

— В чем дело? Что происходит?

— Я сам точно не знаю. Надеюсь, старик меня просветит.