Конечно, я решительно отмел подобные советы. «Этот текст для меня слишком сокровенен, чтобы я бросил его… Только я могу закончиться раньше него – и никак не наоборот…» – ответил я в таком духе. И потом, даже если приятель и прав, его железная, как ему кажется, логика вредит скорее ему самому, а не мне. У меня сложилось впечатление, что его творческая зрелость, которой он так, плохо скрываемо, гордится (он сам что-то пишет), оборачивается творческой узостью; его строгое целеполагание приводит к тому, что он всё время барахтается в отвратительно теплой, мутной, мелководной речушке – и даже не подозревает, что есть возможность броситься в прохладный, огромный океан, в который эта речушка неизбежно впадает. Может, все великие мореплаватели и стали таковыми, потому что плыли вовсе не к конкретной гавани, а как раз «незнамо куда»; или плыли в одно место – а оказались в совсем другом, куда более таинственном и масштабном, даже, может, не осознавая этого – и не прозрев до конца своих дней. Колумб искал путь в Индию, а открыл Америку, два огромных материка, которые не были названы в его честь – они получили имя дерзкого, ушлого, пронырливого итальянца…
Словом, да, хотя я абсолютно уверен, что текст мой отнюдь не пустая галиматья, не графомания, не хаотичный набор внешне как будто не связанных между собой воспоминаний, впечатлений, переживаний, до которых, казалось бы, нет и не может быть дела никому, кроме меня самого, – прямо ответить на вопрос, о чем я пишу, так сказать, в двух словах, я не могу. Не могу, или не хочу, или боюсь… Однако, может быть, именно в этом мое большое достоинство, а не жирный минус? По крайней мере, мне кажется, что передо мной нечто безбрежное – тот самый океан. Или космос.
Предложу самое короткое определение литературы: литература – это игра слов. В глубокой древности люди научились говорить и придумали слова – как средство связи и общения. То есть поначалу слова, речь, язык носили чисто утилитарный характер. Но прошло время, и некоторые чудаки заметили, что – для развлечения, в виде некой игры – слова можно выстраивать в определенной, забавной последовательности, – недаром подобных умников мы сейчас иногда называем острословами. (А ведь правда, писатель – это, в сущности, не кто иной, как острослов; не будучи острословом, вряд ли можно претендовать на что-то серьезное. Как завещал один из моих университетских преподавателей – оттачивать стиль до афористичности.) На основе случайных ритмовых соразмерностей (метра, размера), а затем и созвучий (рифм) родилась поэзия. А следом за нею – проза, построенная уже на более глубоком, сложном сочленении слов.
И если уж говорить о себе, заявляю со всей откровенностью (эту, быть может, жестокую мысль вынашиваю я уже давно): люди, события, весь этот мир – всего лишь «матерьял». Они играют какую-то роль, имеют какое-то значение лишь постольку, поскольку провоцируют мою мысль на работу. Не более того. И самое удивительное, что нет здесь ни возведенного в абсолют эгоцентризма, ни ксенофобии, ни высшей степени мизантропии, ибо не только всё, что меня окружает, но даже и я сам – части моего тела, мой организм, – лишь (другими словами) подопытные кролики для той странной, загадочной субстанции, что существует в моем мозгу.
* * * * *