Эти чудовищные узы

— Говори уже, — рычу я, готовая залезть в теплую ванну, мое горло болит от рук Джеремайи и Кристофа.

Я хочу насладиться этим понедельником.

Наблюдать за телами и терзаться в парке в воскресенье. Расслабиться в понедельник. И идет обратный отсчет до Хэллоуина. Что означает, что расслабление, которое я смогу сделать, будет минимальным. Джеремайя в этом убедится.

— У меня есть для тебя работа, — наконец говорит он. В том, как он это говорит, есть что-то странное, как будто он извиняется. Я никогда не знала, чтобы Джеремайя извинялся перед кем-либо за что-либо.

Я сглатываю. С трудом. И жду. Он заставляет меня нервничать. У него никогда не было для меня работы.

Он продолжает смотреть в потолок, продолжает прислоняться к стеклянной двери.

Вентилятор все еще крутится над головой, и я благодарна ему за этот шум. Так высоко, на самом высоком холме Александрии, мы не можем слышать город внизу. Большую часть дня я бы хотела слышать. Особенно сейчас. Вентилятора недостаточно.

Но все равно я жду. Я не уверена, что хочу услышать, что он скажет. Джеремайя никогда не будит меня. Обычно он посылает Николаса, а иногда, когда хочет быть настоящей занозой в заднице, он посылает Бруклин. Но сегодня он пришел сам. С водой. Чашка была разбита об пол во время нашей драки.

Сейчас я смотрю на нее, ярко-синюю и пластиковую. Как детская чашка. Ей не место в этой темной комнате.

— Убийство.

Мой рот открывается, когда я смотрю на него.

— Я знаю, — огрызается он, хотя я не произнесла ни слова.

Я вскидываю бровь. Это не его обычный язвительный тон. Он менее опасный. Более напряженный. Более… обеспокоенный.

— Ты шутишь? — я нервно смеюсь, подтягиваю колени к груди и сворачиваюсь в клубок под черным пушистым одеялом. Что-то случилось. Он никогда не предлагал мне сделать что-нибудь для Ордена, и уж точно не это.

Я не думаю, что хочу этого.

Я собираюсь отказаться.

Он все равно заставит меня.

Он по-прежнему не смотрит на меня.

— Нет, — отвечает он ровно. Он наконец наклоняет подбородок вниз, его бледно-зеленые глаза смотрят на мои бледно-серые. — Но я не думаю, что ты сможешь нажать на курок.

Я сильнее сжимаю колени и закатываю глаза, сдувая челку с лица.

— Я не хочу этого, — мой голос не дрожит, но под одеялом у меня дрожат руки. — Я не хочу эту работу. Я не хочу делать это. Мне все равно, кто это будет.

Он делает шаг ко мне, и я напрягаюсь. Я не хочу, чтобы он видел, как я дрожу. Я не хочу, чтобы он видел, как я извиваюсь.

Он останавливается на полпути ко мне, восходящее солнце смотрит ему в спину, делая его похожим на какого-то странного ангела с нимбом. Но мой брат не носит нимб.

— Люцифер вернулся.

Я все еще. Я хочу сказать ему, что не думаю, что он уходил. Он просто ждал своего часа.

— И остальные, — отвечает он на мой невысказанный вопрос. — Они были здесь, — признает он. — Но они держались на расстоянии. Но не сейчас.

Теперь я дрожу всерьез.

Джеремайя подходит к краю кровати, его колени упираются в матрас. Он смотрит на меня сверху вниз.

— Знаешь, я наблюдал за вами двумя долгое, долгое время. Я не мог понять, нужен он тебе или нет. Я не знал, была ли это Клятва Смерти, или… что похуже.

Дрожь проходит по моему позвоночнику. Я знаю эту историю, даже если не могу ее вспомнить. Я не хочу ее вспоминать. Я не хочу говорить об этом. Думать об этом. Я не хочу, чтобы она существовала.

— Я не буду этого делать, — говорю я.

Он смеется.

— Не прикидывайся дурочкой, Сид. Это не очень хорошо выглядит, — он вздыхает, засовывает руки в карманы, а затем садится рядом со мной, его плечо задевает мое. Я стараюсь не отшатнуться. Пытаюсь, и не получается. — Ты знаешь, что должна.

Даже когда он произносит эти слова, он смотрит в пол. Потом мы молчим.

Когда он наконец снова заговорил, он по-прежнему не смотрит на меня.

— Оказывается, он еще более грешен, чем сам дьявол. И, к несчастью для него и для тебя, он мне кое-что должен.

Я вскидываю голову.

— Почему мне? Это была одна ночь. У меня было больше, чем одна, со многими мужчинами, прежде чем появился он.

Джеремайя встречает мой взгляд, его выражение нечитаемо.

— Не морочь мне голову, Сид. Я знаю, что ты винишь его с тех пор, как я вытащил тебя из психушки. И теперь вы двое пройдете полный круг. Сегодня почти Хэллоуин, Лилит, — шепчет он. Как будто я не знаю.

Я чувствую, как румянец окрашивает мои щеки, но я выдерживаю его взгляд.

— Ты ни черта не знаешь.

Он вынимает одну руку из кармана так быстро, что я думаю, что на этот раз он может дать мне пощечину. Я вздрагиваю, но вместо этого он убирает челку с моего лица и проводит рукой по моей челюсти.

— Я знаю, каков Люцифер. Я знал его много лет, Сид, — он говорит так мягко, как будто ему не все равно. Но я знаю лучше. Он хочет, чтобы стыд прожёг меня еще немного. — Я знаю, что ты звала его в камере, когда я впервые привел тебя сюда. Мне жаль, что я позволил ему забрать тебя у меня. Но я не позволю ему сделать это снова, — его палец касается моих губ, проходит по подбородку, по изгибу горла. Затем останавливается над моим сердцем.