– Я с Вами никуда не пойду. – Он сделал шаг назад и, крепко стиснув зубы, смотрел на женщину, стоящую перед ним. Подол её белого платья развевался на ветру, – Если бы я увидел её наяву, я бы наверняка принял её за приведение, – подумал он.
– Ты и в прошлый раз так ответил… Аккуратнее с Лизой – она, всё-таки, твоя сестра… – Она шумно выдохнула и, развернувшись, направилась вдаль. Эрик развернулся, чтобы сделать то же самое. Он взглянул на солнце. Слова женщины повторялись у него в голове, как на заевшей старой пластинке. Перед глазами стоял её образ.
– Такой близкий и такой далёкий, – прошептал он, – В прошлый раз?.. Мы ведь виделись впервые…
Как только он произнёс эти слова, зелень, окружавшая его, и солнце, слепящее глаза, тут же пропали. Рик погрузился в кромешную темноту.
– Рик. Рик. Рик. – повторял кто-то. На секунду ему показалось, что это та же женщина, но в следующее же мгновение он понял, что перед ним Диана. – Ты слышишь меня, Рик? – Мальчик пытался ответить, но губы его не слушались, а язык онемел, – Он в сознании, – продолжала воспитательница Рика и Лизы, – но ни слова. Жить будет. Ты умница, Эрик, я горжусь тобой.
Следующее утро для домика лесника началось с громких криков у реки. В статичной ледяной воде лежала Лара. Её тощее тело было укрыто одеялом пресной воды. Соприкасаясь с изрезанной кожей девочки, вода становилась немного белее, а по краям шрамов замерзала в крошечные хрупкие льдинки. Лето заканчивалось и близилась осень. Из года в год она обрушалась на города, деревни и леса неожиданно и пугающе. Перепады температур можно было заметить не только по воде. Воздух был таким промёрзшим, что даже теплая куртка не спасла бы от холода. Но ребятам, на телах которых были лишь летние шорты и изорванные футболки, холод не мешал. Он становился спасением. Лара кое-как дошла от домика к реке и легла в воду, чтобы заглушить боль. Шрамы не то, чтобы не заживали, но становились шире и, вытягиваясь на коже, кровоточили. Багровые капли расползались по воде, сливались и окрашивали воду возле Лары в розоватый оттенок. Она стонала, но не от боли, а от облегчения. Каждая частичка её тела впитывала холод воды, который должен был поглотить её боль.
А в домике лежал молодой парень, ногу которого пришлось всё же ампутировать, чтобы сохранить ему жизнь. Возле обрубленной конечности, перемотанной широким бинтом, сквозь который уже просачивался непрекращающийся поток крови, лежал лёд, насыпанный в зелёную наволочку. Этот холод тоже должен был забрать боль мальчика. Но он не справлялся со своей работой. Да и вряд ли это теперь как-то ему поможет. Снять телесную боль, остановить кровотечение – проще, чем унять душевную. Неполноценность будет преследовать мальчика всю жизнь. Теперь она будет длинной, но сможет ли она быть жизнью?
За стенкой, в паре метров от Рика, лежала улыбающаяся Элизабет. На её голове лежала полотенце, вымоченное в холодной воде. Рядом сидела Диана:
– Ничего, что я покурю здесь?
– Ты, кажется, не куришь? – прошептала Лиза. Каждый звук давался ей с боем – внутренним боем с болью и самой собой.
– Не хочу, чтобы Эндрю знал, – она улыбнулась. Так, как улыбаются мамы новорождённому ребёнку.
– Как хочешь, – прошептала Элизабет. Диана поправила полотенце на голове девочки:
– Снимает жар?
– Да, – соврала Лиза. Её голова горела изнутри.
В комнату вошёл Мэтью. Она заходил каждые десять минут и смотрел на девочку. Потом выходил на улицу, брал в руки топор и бросал его на землю. Не хватало сил. Каждый раз, занося топор над веткой или бревном, он представлял перед собой тело умершей сестры. Затем, он доставал сигарету и зажимал между зубов, но не курил. В этот раз, выйдя из дома, ему не дали подойти к топору. Особенно резкий вскрик Лары заставил его посмотреть на реку. Разглядев издалека тело девочки, погружённое в ледяную воду, он побежал к реке. Как только подошвы его массивных коричневых ботинок соприкоснулись с влажной почвой берега, он наклонился, чтобы вытащить девочку из воды. Но что-то остановило его. Девочка недвижно лежала на поверхности воды с закрытыми глазами, бескровные губы были сжаты в узкую ленту и почти не выделялись на фоне синеющей кожи. Подул ветер, и вода заходила небольшими волнами. Тело девочки поддавалось этим движениям, двигаясь с ними в такт. Это был танец, такой странный и непонятный всему живому. Мэтью застыл, но не от холода, а от страха. Тело девочки было больше похоже на мясо, лежавшее пару недель на прилавке рынка. Он вытащил его из воды. Береговая грязь и ил налипли на бока обнажённого тела, пристали к трупу.