Эти двадцать убийственных лет

Валентин Распутин: Вы правы, вся русская литература XIX века полна сострадания к бедным и обездоленным. Она и велика была двумя главными качествами – художественностью и сострадательностью, из второй, чувственной ее стороны полнилась и первая, профессиональная. Давайте вспоминать: Радищев еще из XVIII века («Я взглянул окрест себя: душа моя страданиями человеческими уязвлена стала»), Карамзин, Пушкин («…И милость к падшим призывал»). Гоголь, Тургенев, Лесков, Островский, Чехов, Толстой (особенно в статьях), Достоевский (везде, в каждой крупной работе, да и в «Дневнике писателя» тоже)… А Некрасов, Никитин, Кольцов, последним – Горький!.. Названия произведений прямо указывают на сочувствие к несчастным: «Бедная Лиза», «Бедные люди». «Униженные и оскорбленные», «Бедность не порок», «Антон-горемыка», «На дне»… И не только литература славна была этой добродетелью. В живописи подобный ряд перечисления будет еще больше. Театр, начинающийся с драматургии, то есть с литературы, пожалуй, ярче всего взывал о сострадании. Песни тех времен рвут нам сердце до сих пор. И, конечно, такая огромная и общая милосердная работа не могла не приносить результаты: открывались ночлежные дома, бесплатные столовые, сиропитательные приюты, ремесленные училища для бедных детей. Конечно, русская культура этой нравственной нотой не в силах была полностью избавить Россию от бедности, но ведь была она, нота-то, и как звучала, каким душам указывала пути! А теперь, уж коли на то пошло, давайте сравнивать с нынешним временем. Старая нищета казалась укорененной в России и шла из глубины веков («Доля ты русская!.. Вряд ли труднее сыскать!»); новая нагрянула неожиданно и жестоко. Нас начинают приучать к ней, «культурные» умы на канале «Культура» уверяют, к примеру, что густое бродяжничество малолетних, насчитывающее миллионы, это ничего… так и должно быть. Но мы-то, свидетели того, что этого в советское время не было, еще живы. Не было! Совсем! И появилось в считаные годы. Бедность сейчас готовы выводить из порочности людей, из лени, пьянства и неспособности приспособиться к новой обстановке. Словом, в своей бедности бедные виноваты сами. И никто иной. Открыто заявляется, что лучшие времена наступят, когда вымрут старики, живущие воспоминаниями о прошлом.

МХАТ Татьяны Дорониной – чуть ли не единственный театр в России, который во все 90-е годы и сейчас, ставя Достоевского, Островского и Горького, говорит об обездоленных, и уж, конечно, не как о людях низшего сорта, а как о несчастных с сердцами благородными и добрыми, не способными идти против совести. Другого такого театра в России с подобным репертуаром я не знаю. В нынешней литературе сострадательные слезы есть, но «Униженных и оскорбленных» никто не написал. Да литература и сама нуждается в сострадании: одна ее часть, благополучная, – потому что развратна, зла и высокомерна, а вторая, продолжающая традиции отечественной словесности, – потому что сама отвержена и поругана.

– Сытое высокомерие определенной части деятелей нашего искусства просто поражает. Мне уже доводилось, например, говорить о показанном по телевидению (канал «Культура»!) спектакле «Комната смеха». Пьеса некоего О. Богаева поставлена О. Табаковым в его так называемой «Табакерке». Главный герой – пенсионер, ветеран, старый и больной человек. И вот драматург вместе с режиссером и актером – это Олег Табаков в одном лице – на протяжении двух часов всячески высмеивают беднягу. Так и слышится хохоток богатых, самодовольных над обобранным и беспомощным. А еще болтают что-то о гуманизме!

– Нет, от этих гуманизма ждать не приходится. Истинное человеколюбие, похоже, чуждо им…

Замораживают, грабят, издеваются