Эти глаза напротив

И этой любви было столько, что поток ее энергии ощутили все, кто находился рядом с каталкой. Казалось, Павел стал мощным генератором света. Невидимого, но очень теплого.

Моника пару секунд всматривалась в янтарь глаз, затем нежно прикоснулась к щеке Павла и еле слышно произнесла:

– Дуралей ты все-таки, Арлекино! Совсем дурацкий дуралей…

И склонившись, легко, одним касанием, поцеловала совершенно обалдевшего Павла в губы. Выпрямилась, по-хозяйски обхватила маленькими ладошками лежавшую поверх простыни руку мужчины и повернулась к застывшим медикам:

– Ну, и чего стоим? Везите его скорее к вертолету!

Почему-то никто возмущаться по поводу новоявленной командирши не стал. Лица у всех присутствующих стали какими-то… смущенно просветлевшими, что ли? Каталка снова двинулась в путь, только количество окружавших пациента людей увеличилось на одну упрямую единицу.

– Фантастика! – покачал головой Виталий Сергеевич, ухватив другую руку Павла и на ходу проверяя ему пульс.

– Вы это о чем? – мгновенно заледенел оттаявший было Дворкин.

– О ком, уважаемый Александр Лазаревич, о ком! После такого ранения Павел минимум пару суток должен был провести без сознания, позволив организму спокойно восстанавливаться. А он – сами видите – не только пришел в себя, но и показатели резко улучшились. Во всяком случае, пульс хороший, наполненный. Об остальном я смогу сказать в вертолете, когда подключу переносные датчики.

Мы уже добрались до ворот лечебницы, до нетерпеливо свистящего лопастями вертолета оставалось не больше двухсот метров, когда Павел, все это время не отрывавший взгляда от Моники, внезапно нахмурился, затем прикрыл глаза, словно прислушивался к чему-то, и в следующее мгновение закричал, пытаясь приподняться:

– Стойте! Туда нельзя!

– Пашенька, что с тобой? – Моника встревоженно пыталась уложить мужчину, но тот вырывался и сдавленно кричал:

– Назад! Быстро! Саша, возвращай всех! Они уже близко!

Переспрашивать и уточнять Дворкин не стал. Он лишь кивнул побледневшему Виталию Сергеевичу, указав на взбунтовавшегося пациента, и коротко приказал:

– В клинику! И бегом! Доктор, вколите ему что-нибудь успокоительное!

А сам, на ходу набирая какой-то номер на мобильном, помчался к вертолету.

Следует отдать эскулапу должное – суеты и ненужных вопросов с его стороны не последовало. А вот четкое выполнение приказа секьюрити – последовало. А еще оказалось, что Виталий Сергеевич умеет попадать в вену с первого раза, даже если кожа пациента слегка чешуйчатая, сам пациент ведет себя беспокойно, к тому же в довольно быстром темпе перемещается в пространстве.

Лекарство подействовало довольно быстро, дергаться и вырываться Павел прекратил. Он вообще словно снова потерял сознание, во всяком случае, к моменту возвращения в подземную лечебницу лежал на каталке неподвижно и с закрытыми глазами.

Моника, умничка, не истерила, бежала рядом с каталкой молча. Единственное, чем она могла помешать медикам – упорным нежеланием отпустить руку Павла. Но, похоже, это никому не мешало.

Если только той тощей дылде, во взгляде которой, когда она смотрела на Монику, мелькала враждебность.

Она что, влюбилась в Павла, что ли? И когда успела, интересно? Ведь, насколько я поняла Мартина, Дворкин набирал бригаду врачей не из персонала подвергшейся ментальной атаке клиники.

Ну да, Варвара Николавна, именно это тебя сейчас и должно волновать больше всего – какие чувства испытывает посторонняя тетка к Павлу!

Когда мы опять оказались внутри горы, Моника словно выдохнула. И жалобно посмотрела на Виталия Сергеевича:

– Доктор, а Паша что, снова сознание потерял? Это из-за укола или из-за того, что дергался? Он… с ним все будет хорошо?

– Не похоже… – вполголоса произнес эскулап, приподнимая веки Павла.

– Что не похоже?

– Не похоже, что он сейчас без сознания. Это больше похоже на транс.

– На что?!

– Ни на что, девочка моя, ни на что. – Глаза Павла снова с нежностью смотрели на Монику. Здесь, при искусственном освещении, янтарный оттенок пропал, но цвет остался зеленым. – Со мной все в порядке.

Он осторожно освободил руку из теплого захвата девичьих ладошек и подрагивающими пальцами провел по контуру склонившегося над ним лица, жадно вглядываясь при этом в большие карие глаза Моники. Словно пытаясь отыскать в них хотя бы намек на страх или тщательно скрытую брезгливость.

Судя по нежной улыбке – не нашел.

Но нежность в глазах очень быстро сменилась тревогой – в холл лечебницы с шумом и топотом один за другим вбегали остававшиеся, вероятно, снаружи охранники. Последним вбежал Дворкин, а затем дверь с грохотом захлопнули.

Но этим главный секьюрити явно ограничиваться не собирался. Выполняя его короткие, но четкие приказы, охранники забаррикадировали дверь изнутри всем тяжелым, что нашлось внутри. В основном холодильниками, принесенными из всех палат.

– Паша, – в голосе Моники впервые дрогнули нотки испуга, – а что происходит? Почему все тебя послушали?