Эти глаза напротив

Я не знаю, что это было – гипноз, телепатия, еще что-то? Мощное, парализующее, невидимое глазу давление. Гипнотизирующий голос, звучащий словно бы отовсюду. Полное ощущение того, что с тобой разговаривает не человек – бог.

А еще раньше, когда Павел подбрасывал украденных у Гизмо девушек людям, он общался со мной телепатически. Это именно я нашла одну из бедняжек, Монику. И направлял меня звучащий в голове голос.

Как я теперь знаю – голос Павла.

Если честно, Арлекино мог с легкостью обладателя тапка прихлопнуть как таракана обезумевшего от безнаказанности Гизмо. Но Марфа, которую он считал матерью, взяла с него слово – не причинять вреда Сигизмунду…

Зато душка Гизмо ни секунды не сомневался, стреляя в явившегося из мрака пещер монстра.

А потом этот монстр, истекая кровью, волок на себе раненного собственным подельником Гизмо.

Сигизмунда Кульчицкого, кстати, тоже прооперировали. И к нему тоже пытаются прорваться журналисты. Но там – вообще без вариантов.

Несмотря на истерику жены, Венцеслав не предпринял никаких мер против помещения Сигизмунда в медицинский изолятор СИЗО.

Насколько мне известно, Магдалена так и не приняла родного сына, для нее существовал только Гизмо. Женщина за много лет привыкла считать мальчика родным ребенком, она убедила себя в этом и теперь не могла простить мужу «предательства» по отношению к их сыну.

Кстати, сама Магдалена до недавнего времени находилась под домашним арестом, ей было запрещено выходить за пределы поместья.

За что?

А за то, что отправила несколько цепных псов из службы безопасности мужа (без ведома Дворкина, кстати) «разобраться» с моими родителями.

Мамик с папиком нашли в лесу последнюю жертву Гизмо, спасенную Павлом. И принесли девушку к нам домой. А кто-то из соседей увидел их и немедленно доложил «барыне».

И Магдалена, к которой накануне с черной исповедью прибежал почуявший проблемы сынок, решила спасать дымящуюся тыльную часть мальчонки.

Дамочке даже в голову не пришло сдать своего психа если не в полицию, то хотя бы в дурку. Нет, она купила Гизмо билет на самолет, чтобы отправить малыша в Европу, а заодно – подчистить следы.

Добить выжившую девку, чтобы молчала. И тех идиотов, что приволокли ее из леса.

В общем, наш новый дом едва не сожгли вместе с находящимися внутри мамой Ларисой, папой Колей и спасенной девушкой. И если бы не помощь Мартина, подоспевшего вовремя…

Даже думать не хочу!

Да и некогда мне думать – пора гостей принимать.

Вернее, гостью. Монику Климко.

Ту девушку, которую нашла в лесу я.

Если честно, не ожидала ее увидеть. И не потому, что бедняжка была изуродована и истощена до такой степени, что ее с ходу поместили в реанимацию.

С того момента прошло уже десять дней, так что физически Моника, наверное, вполне могла уже самостоятельно передвигаться по клинике. Проблема была в другом.

Моника провела в плену у Гизмо и его уродского помощничка (уродского во всех отношениях – Афанасий был редким уродом внешне и умственно отсталым к тому же) почти год…

Год в подземелье, год пыток, год насилия, год жутких издевательств.

Сохранить в таких условиях здравый рассудок практически невозможно. Сознание, спасая хозяйку от гнусной реальности, благополучно ушло в анабиоз. И когда я нашла Монику, разума в ее глазах не было…

Поэтому с первых же дней помещения в эту клинику, насколько мне известно, параллельно с лечащим врачом Монику наблюдал профессор психиатрии, привезенный отцом Моники, банкиром Игорем Дмитриевичем Климко.

Но я не думала, что профессор сможет так быстро добиться положительной динамики!

Во всяком случае, в глазах осунувшейся, остриженной почти наголо, бледной до синевы девушки теперь прятался в глубине зрачка живой и любопытный солнечный зайчик.

Моника тенью – и это не метафора! – проскользнула в мою палату и, выглянув наружу, тщательно прикрыла за собой дверь. Прижалась к ней спиной и смущенно улыбнулась:

– Здрасьте. К вам можно?

– Здрасьте-здрасьте. – Я спустила ноги с кровати и села. – У меня встречный вопрос – а тебе можно?

– В смысле? – Тоненькие аккуратные ниточки бровей удивленно прыгнули вверх.

– В прямом. Ходить тебе вообще можно? Судя по твоему виду, тебя на специальном кресле возить должны, и желательно в безветренную погоду, если на улицу соберетесь.

– Почему в безветренную?

– Чтобы не выдуло случайно из кресла.

– Скажете тоже! – хихикнула Моника. – Я нормально себя чувствую. Уже почти не больно… И не страшно…

На мгновение лицо девушки исказила гримаса боли. Не физической – душевной. Она подошла поближе и, судорожно вздохнув, плюхнулась рядом со мной на кровать и обняла, прижавшись к плечу носом.

– Спасибо вам, – еле слышно пробубнила она. – Если бы не вы… Мне мама рассказала, что вы искали меня… Искали и нашли…

– Во-первых, давай-ка на «ты», – сурово шмыгнула я носом. – Я не намного старше тебя…

– Давай!

– А во-вторых, найти тебя мне помогли. Вернее, помог.

– Кто? – выдохнула Моника, подняв на меня огромные глазищи.

– А что тебе вообще известно о случившемся за последние дни?

– Ну, папа мне сказал, что его… что этого… – Губы девушки затряслись, и я пришла на помощь: