Эти непонятные корейцы

Корейский авось испытывал запасы моего терпения и человеколюбия в течение почти пяти лет. Мне, как человеку, по природе осторожному и осмотрительному, он изматывал нервы гораздо сильнее, чем любые проявления корейской самобытности, будь то горловое пение пхансори у меня под окнами или специфический запах соевой пасты твенчжан, доносящийся из соседней двери. Ну, взять хотя бы такой пример. В нашем общежитии в Сеуле самые дорогие комнаты, в одной из которых жили мы с дочкой, принято было убирать силами приходящих уборщиц. Мы уходили из дома в 8, возвращались после четырех. Возвращаясь, я неизменно находила дверь своей комнаты открытой: в таком состоянии ее оставляла уборщица, закончив работу часов в 10 утра. То есть комната была ежедневно открыта в течение нескольких часов. Со всем, что в ней находилось, — с дорогой дубленкой и обувью, компьютером на столе, золотыми сережками в шкатулке… Все мои попытки объясниться с уборщицей ни к чему не приводили. «Вы опять забыли закрыть мою комнату». — «А что, у вас что-то украли?» — «Нет, но ведь могли!» — «Да, но ведь не украли!» Попытки пожаловаться начальству добавляли в этот ритуальный диалог лишь пару дополнительных фраз: «Она что, плохо убрала комнату?» —«Нет, она опять оставила дверь открытой!!!» — «А что, у вас что-то украли?»… И далее до бесконечности.

Можно было биться о стенку головой, но доказать общежитскому начальству, что, оставляя комнату открытой, уборщица подвергала мое имущество риску, было невозможно. Авось, которым руководствовались эти люди, был тверд как скала и никакой логике не поддавался. Впрочем, убеждать в чем-то конкретных комендантов и уборщиц было в принципе бесполезно.

Риск как понятие, на мой взгляд, вообще отсутствует в корейской картине мира. От него в Корее не принято страховаться.

Подобный подход корейцев к жизни особенно поражает западных матерей.

Бессилие Кассандры

Моя русская приятельница, молодая мать и жена русского специалиста, находящегося в Корее в командировке, намеревалась воспользоваться услугами корейской няни: с целью немного освободиться, а заодно и окунуть свою малышку в мир незнакомой корейской речи. Английскому она ее сама научит, а корейский будет еще одним языком, ребенок-полиглот, замечательно. Ее прожекты, однако, быстро расстроились — после того, как она немного понаблюдала за манерой кореянок обращаться с детьми. Вот некая молодая женщина вывезла коляску с младенцем на крутую тропинку на горе Намсан. Оперла коляску о большой камень и… села в трех шагах от нее. При одном взгляде на эту сцену моей знакомой стало дурно. Перед ее внутренним взором завертелись страшные картины, достойные фильма «Броненосец Потемкин», — коляска, прыгающая по камням вниз, женщина, бегающая взад-вперед по обрыву в бессильной попытке остановить надвигающуюся катастрофу… По спокойному лицу женщины с коляской, однако, было ясно, что подобные видения ее совершенно не мучили. И не потому, что она была злобной или безответственной. Просто она была кореянкой — то есть не видела столь явного для моей знакомой риска.

«Не может быть! — уверяла меня приятельница. — Просто это была не мать! Это наверняка какая-то приходящая няня!» — «Еще как может», — хмыкала я в ответ. Поведение женщины с коляской было, на мой взгляд, абсолютно типичным для Кореи. Последите за поведением корейских матерей в метро. Платформы в сеульском метро гораздо уже, чем в Москве, народу — столько же, если не больше. И тем не менее, в корейском метро то и дело видишь, как по краю платформы совершенно самостоятельно ковыляет малыш лет двух-трех, в то время как мать преспокойно вышагивает вдалеке, болтая с подругой или мужем. Ребенок явно не принадлежит к беспризорникам: хорошо одет и ухожен, мама ласково помахивает ему ручкой…

Мне лично потребовалось немало времени, прежде чем я научилась сдерживать порыв броситься и оттащить маленького от края платформы. Поначалу инстинктивно бросалась и спасала ребенка от опасности, которая мне казалась очевидной. Как и следовало ожидать, ответом была не благодарность окружающих, а легкое недоумение. Подтекст — все тот же: «Он что, упал с платформы?» — «Нет, но мог бы упасть». — «Да, но ведь не упал».