Итак, в экономически развитой и вполне модернизированной Корее конфуцианство до сих пор в силе. В корейских школах дети по сей день проходят «самган орюн» (три принципа и пять отношений) и прочие конфуцианские постулаты. Правда, конфуцианцем никто из молодых сейчас себя не назовет, и в разговорах с иностранцами корейцы с готовностью признают все недостатки традиционной морали. Само слово «конфуцианский» в устах корейского студента звучит часто как «домостроевский», «кондовый» («профессор у нас очень конфуцианский», «он к женщинам относится по-конфуциански»). Однако те же студенты, называющие самодура-преподавателя «конфуцианским профессором», вовсе не ставят под сомнение свою обязанность носить за ним зонтики и книги, кланяться и почтительно выслушивать любой бред из его уст, то есть действовать в строгом соответствии с конфуцианскими правилами. Многие американцы подобную двойственность корейского поведения относят на счет забитости или недостатка образованности. На мой же взгляд, дело тут в другом. В этой двойственности как нельзя лучше проявляется корейский характер: при внешней уступчивости для корейца характерно фантастическое упрямство, стремление тихой сапой сделать все по-своему. В данном случае — по-своему жить. Это корейцам как-то удается, и я за них не могу не порадоваться. Надо же умудриться: несмотря на всю глобализацию, на Интернет, на контингент чужих войск на территории — ни одного радикала, ни одного перестройщика…
Но не так давно мне стало ясно, что этого добра хватает и в Корее.
Как-то в магазине я увидела книгу профессора Ким Ген Иля «Конфуций должен умереть, чтобы страна жила»{
Оказалось, что я приобрела бестселлер — 30 тысяч экземпляров «Конфуция» были распроданы за первые 10 дней после выхода в свет. Англоязычная газета «Корея геральд»{
Звучало это, по корейским меркам, весьма революционно. Понятно, почему хвалила книгу англоязычная газета. Идеи корейского автора фактически повторяли все претензии к этой стране приезжих преподавателей английского, сердитых на Корею за то, что она — не 51-й американский штат. Было очевидно, что эти люди, основные читатели англоязычной «Корея геральд», примут книгу радикального профессора «на ура» и с удовольствием помогут своим ученикам отряхнуть прах старого учения с корейской земли. Но мне почему-то присоединяться к ним не хотелось. Я-то приехала из страны, где прах с ног отряхивали не однажды, и каждый раз — с самыми печальными последствиями.
Сомнения в правоте автора начали закрадываться у меня с первых страниц. Подозрительно большим показался список грехов, взваливаемых на беднягу Конфуция, умершего аж в 479 году до нашей эры. На память приходил перестроечный стишок о человеке, который со страшной головной болью просыпается наутро после попойки и, с отвращением обозревая свою загаженную комнату, прочувствованно изрекает: «До чего же довели коммунисты-суки!» Рецепт вечного счастья, предлагаемый уважаемым Ким Ген Илем, так же чарующе прост: убей Конфуция (коммунистов, евреев, негров — список можно продолжить) — и будет тебе и экономика процветающей, и комната чистой, и вообще небо в алмазах. А ведь очевидно, что не сам Конфуций пришел на эту землю и поработил ее — корейская земля приняла его, потому что его учение лучше, органичнее других подходило к народной психологии и условиям страны.
«Мы были когда-то ясными и чистыми людьми, людьми, полными уверенности в себе, а превратились в затоптанных «корейцев-конфуцианцев» с промытыми мозгами», «мы отстали от мира на 100 лет»… — читаю я откровения г-на Кима. Интересно, а откуда уважаемый профессор взял столь точные сведения о моральном облике людей, которые жили на корейской земле до торжества на ней конфуцианства, то есть по меньшей мере 600 лет назад?