Эти опавшие листья

В Сполето они остановились, чтобы пообедать и полюбоваться фресками Филиппо Липпи, живописца, которого миссис Олдуинкл особо ценила не столько за творчество, сколько за силу чувств, заставивших его, члена монашеского ордена, сбежать с юной ученицей монастырской школы. Погруженные в тень апсиды были гармонично заполнены благочестивыми и элегантными фигурами, изображенными яркими чистыми красками. Анальный эротизм присутствовал и здесь, но не так бросался в глаза. Он являл себя лишь намеком посреди затейливых форм – этот элемент кровосмесительной гомосексуальности. А вот художник эпохи романского чинквеченто, который расписывал западный придел храма, он-то уж точно был в таком случае откровенным копрофилом. Как все же прекрасна и божественна философия! Астрология, алхимия, френология и животный магнетизм, эн-лучи, экстоплазма и умеющие считать лошади Эльберфельда – все это расцвело в свое время пышным цветом, но уже увяло. И нам не нужно жалеть о них. Сейчас мы имеем популярную науку, такую же легкую для восприятия и объясняющую все, как когда-то магия и френология. Галл и Месмер просто уступили свое место Фрейду. Вот и Филиппо Липпи, наверное, обладал особой шишкой творческих способностей. А теперь он – кровосмесительный гомосексуалист со склонностью к анальному эротизму. Можем ли мы после этого сомневаться, что человеческий интеллект прогрессирует и становится более мощным? Как станут трактовать искусство Филиппо Липпи лет через пятьдесят? Не знаем, но глубже и монументальнее, чем на уровне экскрементов и детского кровосмешения. Но как именно? Вот почему прекрасна в своем развитии философия!

– Мне нлавятся эти калтины, – шепнул лорд Ховенден на ухо Ирэн.

Они двинулись дальше. Через перевал Сомма спустились длинной и извилистой дорогой к Терни.

Потом продолжили путь через равнину, со всех сторон окруженную зазубренными вершинами гор, к Нарни, столь живописно возвышавшемуся над глубоким ущельем, и оказались посреди горного массива Сабини.

«Сабини» – одно это слово способно было заставить любую машину отклониться от прямого курса. «Как быстро ускользают годы»[27]. Разве не на ферме среди гор Сабини впервые родилась эта элегантная и вызывающая раздумья строка? А женщины из Сабини! Только Рубенс умел видеть сабинянок по-настоящему и знал к ним подход. Какими пышнотелыми и светловолосыми они были! Какие носили лоснящиеся платья из сатина, какие жемчуга! А их римские похитители были чернее от загара, чем индийцы. Рельеф мышц, глаза навыкате, блеск брони доспехов. Прямо с крупов лошадей на скаку ныряли они в бурлящее море женской плоти, которое волновалось и играло вокруг них. Даже архитектура воплотила в себе буйство оргий. Это были славные древние времена. Двигаясь в подъем от Нарни, наши путешественники оказались в самом сердце этих гор.

Но не только Питер Пауль черпал здесь вдохновение. Он писал людей; другие соблазнились пейзажами. Старый пастух, словно сошедший с полотна Пиранези, наблюдал за проезжавшими автомобилями, сидя на скале над дорогой и опираясь на посох. А стадо коз, привставших на колени в тени дуба, с бородатыми мордами и острыми рогами, ясно вырисовывающимися на фоне ярко-синего неба! Они же сгруппировались как профессиональные натурщицы – добрые животные! Им ведь преподавали уроки композиции лучшие мастера с момента прибытия сюда Розы ди Тивали[28]. И этот же италиенизированный гражданин Нидерландов наверняка несет ответственность за запыленных овец, собак, мальчишек с крепкими палками и пузатого старшего пастуха, который сам кажется козлоногим в штанах из овечьих шкур. Он взгромоздился на маленького ослика, чьи хрупкие размеры создают необходимый комический контраст с массивной фигурой наездника.

Но не только голландцев и фламандцев манили к себе эти края. Встречались рощи и поляны с разбросанными среди них крупными камнями, которые по праву принадлежали Николя Пуссену. Прищурься – и серые валуны обратятся в полуразрушенные гробницы. И я был в Аркадии… Деревня на холме по противоположную сторону долины; цветы в небольшом городке с колоннадами, куполами и триумфальной аркой; крестьяне, работающие в полях, и в целом все население этой непостижимой Аркадии, занятое у живописцев поисками правды, рационального добра и красоты. Но это лишь передний и средний планы изображения. А внезапно далеко позади открывается панорама в идеализированном духе Пуссена – русло Тибра, изрезанная оврагами равнина Кампаньи, и в центре – фантастическая, одинокая конусообразная гора Соракт, окутанная голубой дымкой, тянет вершину к небу.

Глава III

Стоя на холме Пинчо, мистер Фэлкс готов был последними словами ругать город, простершийся у его ног.

– Потрясающий вид, не правда ли? – восхитилась миссис Олдуинкл. Рим тоже относился к ее частным владениям.