Эти опавшие листья

Миссис Челайфер смотрела вниз на форум с очень серьезным видом.

– Бог мой, их там не менее двадцати, – произнесла она. – Как они туда попали?

– Люди, желающие избавиться от своих кошек, приходят и перебрасывают их через ограду форума, – объяснил мистер Кардан.

– И они не могут выбраться обратно?

– Видимо, нет.

На добром лице миссис Челайфер отобразилась глубокая печаль. Она прищелкнула языком по стиснутым зубам и с грустью покачала головой.

– Вот беда, – вздохнула она. – А чем же они питаются?

– Понятия не имею, – ответил мистер Кардан. – Не исключено, что поедают друг друга. Хотя, несомненно, прохожие кидают им что-нибудь съестное.

– А в центре лежит уже одна мертвая, – заметила миссис Челайфер, и в ее голосе прозвучала нотка упрека, словно мистер Кардан нес личную ответственность за маленький трупик, распластанный у подножия триумфальной колонны.

– Мертвее не бывает, – сказал мистер Кардан.

Они двинулись дальше. Миссис Челайфер больше не произнесла ни слова; она о чем-то глубоко задумалась.

Глава V

– Поднесите лампу поближе, – попросил мистер Кардан гида. – Когда света стало больше, он продолжил медленно по складам разбирать примитивную греческую надпись на стене усыпальницы. – Очаровательный язык, просто очаровательный! С той поры, как я узнал, что этруски звали своего бога виноделия Фуфлунсом, меня заинтересовал их язык. Фуфлунс – более подходящее имя, чем Бахус, Либер или Дионис! Фуфлунс, – повторил он с восторгом, акцентируя каждый слог. – Ничто не может быть благозвучнее. Они обладали лингвистическим талантом, эти создания. А какие у них должны были поэты! «Когда Фуфлунс flucuthukhs свой ziz» – нетрудно представить оду во славу вина, которая начиналась бы такой строкой. Вы ведь не сумели бы воспроизвести столь сочные, столь пьянящие звуки по-английски, верно?

– Как насчет: «И плещется эль в саксонском бокале»? – предложил свой вариант Челайфер.

Мистер Кардан покачал головой.

– Разве можно это хотя бы близко поставить рядом с этрусским? – возразил он. – Слишком мало консонантов. Легковесно, поверхностно и тривиально. Так можно было написать и о содовой воде.

– Но откуда вам знать? – заметил Челайфер. – Может, flucuthukh по-этрусски и означает содовую воду? Вот Фуфлунс – удачно выбранное имя. Однако здесь мы имеем дело с заимствованием. У вас нет других примеров столь превосходного словопользования этрусками. «Когда Фуфлунс flucuthukhs свой ziz» – может оказаться всего лишь переводом фразы «Когда Бахус выпивает стакан содовой». Вам же ничего не известно об этом.

– Да, вы правы, – вынужден был признать мистер Кардан. – Меня увлекло имя Фуфлунс. Flu-cuthukh может и не нести в себе столь богатого смысла, какой обязано иметь слово с подобным звучанием. Оно действительно, как вы предположили, может означать всего лишь содовую воду. Однако я продолжаю надеяться на лучшее, верю в своих этрусков. Наступит день, когда ученые подберут ключ к этому языку, и тогда все убедятся в моей прозорливости. Flucuthukh окажется столь же значительным словом, как имя Фуфлунс, – вот увидите! Это великий язык. Найдется новый Басби или Кит, а этрусскую грамматику и основы стихосложения начнут вбивать в голову каждому английскому школьнику. И ничто не принесло бы мне большего удовлетворения. Латынь и греческий еще имеют практическое значение. А вот этрусский язык полностью и абсолютно бесполезен. Разве можно найти лучшую основу для фундамента образования подлинного джентльмена? Это великий мертвый язык будущего. И если бы этрусского языка не существовало, его следовало бы придумать.

– Именно этим и придется заниматься филологам, – сказал Челайфер. – Если учесть, что никаких источников этрусской письменности не сохранилось, кроме надписей на надгробиях и каких-то пустяков, нацарапанных на облачениях мумий в Аграме.