Эти опавшие листья

«На кладбище с песней роют могилу,
И гробовщику веселее.
Уж этой зимой, покойничек милый,
Будет тебе теплее».

Мистер Кардан пробурчал эти строчки себе под нос, немного взбодрившись. Но его грубоватое и шишковатое лицо приняло сейчас такое жесткое выражение, черты настолько окаменели, выражение глубокой горечи и безысходной меланхолии появились одновременно и в его вечно помигивавшем и всегда надменном глазах, что со стороны на него было страшновато смотреть. Но в густых сумерках мистера Кардана никто не мог видеть. Он сидел совершенно один. «На кладбище с песней роют могилу…»

«Если я заболею, – думал он, – кто присмотрит за мной? Предположим, случится удар. Кровоизлияние в мозг; частичный паралич, неразборчивая речь, потому что язык не в состоянии воспроизвести порождения мозга. Кормят с ложечки, как младенца, делают клистиры для очистки желудка. Но у него будет умный и знающий доктор, неизменно довольный, потирающий руки, пахнущий смесью дезинфекции и одеколона. К нему никто не приходит, кроме медсестры. Друзей нет. Или раз в неделю из чистой благотворительности кто-нибудь и заглянет на часок: „Бедняга старина Кардан! Боюсь, с ним кончено. Надо прислать ему пятерку или даже организовать сбор средств по подписке – у него самого денег нет. Какая тоска! Но поразительно, что он сумел протянуть так долго…“ „Уж этой зимой, покойничек милый, будет тебе теплее“».

Мелодия закончилась нотой на трубе, высокой и пронзительной доминантой на слове «теплее». И все. Исполнения на бис не будет. Мистер Кардан сделал еще глоток из бутылки, она почти опустела. Вероятно, ему все же следовало в свое время жениться. На Китти, например. Сейчас она бы уже состарилась и растолстела. Или состарилась и ссохлась, как скелет, неопрятно обтянутый кожей. А он был влюблен в Китти. Женитьба на ней оказалась бы удачной идеей. Мистер Кардан разразился громким издевательским и грубым смехом. Женись на такой в самом деле! Выглядела она недотрогой, ничего не скажешь, но он был готов держать пари, что под внешностью скромницы пряталась обычная маленькая шлюшка, распутная, как все они. Припомнил ее с неприязнью и презрением. Обычный набор непристойностей эхом отразился в его сознании.

Он думал об артрите, о подагре, о катаракте и о глухоте… И вообще сколько ему осталось? Десять, пятнадцать или даже двадцать лет, если он станет исключением из правил? Но каких лет? Каких лет!

Мистер Кардан опустошил бутылку, заткнул ее пробкой и швырнул в темную воду. Выпитое вино не улучшило его настроения. Больше всего ему хотелось бы снова оказаться во дворце, чтобы его окружали люди, с которыми можно поговорить. В одиночестве он чувствовал себя беззащитным. Попытался сосредоточиться на чем-нибудь веселом и занимательном. На спорте для закрытых помещений, например. Но понял, что не может избавиться от навязчивых видений болезней, дряхлости, смерти. И то же происходило, как только он делал попытки размышлять на серьезные темы. Что есть искусство? Какую роль на начальной стадии развития живых организмов играли глаза, крылья или даже покровительственная окраска, прежде чем они приобретали способность видеть, летать или сознательно прятаться от врагов и обороняться? Почему личности с ранними признаками особых способностей к чему-то полезному, пусть даже им не удавалось реализовать их на практике, выживали в этом мире легче, чем те, у кого подобных талантов не проявлялось вообще? Интереснейшие темы! Но мистеру Кардану не под силу было удержать на них свое внимание. Прогрессивный паралич – вот болезнь, которая, к счастью, ему не грозит. Это большая удача, почти чудо! Но камни в почках, неврозы, ожирение, диабет… Господи, как же он нуждался именно сейчас в собеседнике!

И почти сразу, словно в ответ на свои размышления, мистер Кардан услышал голоса, приближавшиеся откуда-то из наступившей непроглядной тьмы.

– Слава Богу! – воскликнул он, поднялся и пошел на звук.

Два черных силуэта – один высокий и с виду мужской, другой очень маленький и явно женский – проглянули сквозь окружавшую черноту. Мистер Кардан вынул изо рта сигару, снял шляпу и поклонился в их сторону.

«Nel mezzo del cammin di nostra vita,
mi ritrovai per una selva oscura,
che la diritta via era smarrita»[23]

.

Какое счастье, что Данте тоже заблудился шестьсот двадцать четыре года назад!

– К сожалению, – продолжил мистер Кардан, – у меня не очень хороший итальянский.

В присутствии незнакомых людей и при звуках собственного голоса он почувствовал, что настроение улучшилось. И он был доволен собой, поскольку нашел удачный способ начать разговор. Если напрячь память, то удастся под каким-нибудь предлогом ввернуть пару строф из Леопарди. Ему нравилось удивлять своими познаниями местных жителей.