Почти милю шла я за ними по песчаным полям, сквозь тучи пыли, пока мы не достигли нужного места. По знаку вождя процессия остановилась, и воины мгновенно выстроились квадратом вокруг недавно сжатого поля. Я как-то случайно очутилась в первом ряду и, оглядевшись вокруг, увидела только ряды колышущихся тюрбанов, бороды, да блеск стали. Так женщина попала в ряды нихангов, да еще в момент их воинских состязаний.
«Хорошо, – подумала я, – что надела сине-желтое платье да волосы догадалась прикрыть синей косынкой. Ух! Как они на меня косятся. Что-то будет?» Но раздумывать было поздно я уже была тут и надо было снимать.
Как они джигитовали! Они скакали с копьями наперевес и сидя, и свешиваясь, и стоя на седле; подхватывали копьями разложенные пучки травы, поражали на скаку любую цель По полю носились молодые неоседланные лошади, выпускаемые на состязания для «обучения примером». В разных концах поля ниханги исполняли обрядовые воинские пляски, обязательные перед началом рукопашных схваток, затем, прошептав краткую молитву, преклоняли колено перед разложенными на чистых полотнах мечами и кинжалами, брали их в руки и вступали в поединки друг с другом.
В воздухе описывали сверкающие траектории стремительно летящие вращающиеся чакры и, куда ни посмотри, всюду сталь звенела о сталь, раздавались боевые возгласы, вздымалась пыль под босыми ногами воинов.
Одна из лошадей вдруг поскакала прямо в мою сторону. «Эффектный кадр!» – подумала я, поспешно нажимая спусковую кнопку аппарата, не сообразив, что видимое в кадровом окошке кажется более удаленным, чем оно есть на самом деле. Отброшенная в сторону чьей-то сильной рукой я отлетела вместе с камерой метра на два, и в тот же миг копыта опустились на то место, где я только что стояла.
И до сих пор, прокручивая эту пленку, я восхищаюсь видом вздыбленной лошади на кадре и вспоминаю, как ниханг спас мне жизнь, как ни парадоксально это звучит.
А затем меня пригласил через посланца один из их вождей и милостиво позволил мне сесть на землю справа от себя. И сам подал мне стальную чашу с водой, поговорил со мной – по-английски! – о нашей стране, снял с руки стальной браслет и, надев на мою, сказал:
– Теперь ты моя сестра. И всегда своей рукой ты должна делать только добрые дела. Запиши, как ты можешь меня найти, если понадобится.
– Для чего, брат мой, вы можете быть мне надобны?
– Мало ли для чего. А вдруг тебя кто-нибудь обидит.
– Так что я должна тогда сделать?
– Немедленно напиши вот в эту гурдвару. И мне передадут.
– И что будет?
– Я сразу же приеду.
– Для чего?
– Убью, – спокойно сказал он так, как мог бы сказать «пойду пообедаю» или что-нибудь в этом роде.
«А ведь и впрямь может убить, – мелькнула у меня мысль. – Для многих сикхов это не проблема, а уж для нихангов и тем более».
Поблагодарив его за желание оказать мне в жизни такую, я бы сказала, решительную поддержку, я сразу ощутила себя в полной безопасности – здесь, по крайней мере. И когда кончился праздник, я купила ему в лавочке подарок – несколько отрезов на тюрбан, и он сам довел меня до автобуса. Автобус – это был последний рейс из Дамдама. Я бы никогда не смогла протиснуться внутрь, если бы не мой брат. Он кончиком кинжала в ножнах только слегка прикоснулся к плечам тех, кто висел на дверцах, и они, оглянувшись и увидев, с кем имеют дело, осыпались на землю, как листья. Он вошел и ввел меня за руку за собой. Затем без слов, снова так же выразительно попросил освободить мне место и, только усадив меня с удобствами, сложил руки, прощаясь.
– Так не забудь, как меня найти, сестра. Да славится Бог.
– Да славится Бог, – ответила я ему общепринятой сикхской формулой, и автобус тронулся.
17. ВСЕГДА В БЕЛОМ
Началось с того, что я спросила одного моего студента из Пенджаба, Св'aран Сингха, почему он всегда одет в белое и повязывает тюрбан не так, как все сикхи, – не делает острого уголка над лбом.
– Это потому, мэдам, что я не просто сикх, я намдх'aри-сикх.
– Чем вы отличаетесь от них?
– Мы строгие вегетарианцы, а сикхи едят мясо, хотя и они, конечно, коров никогда не убивают и говядины не едят. Мы никогда не пьем алкогольных напитков, а некоторые сикхи-сахадждхари любят выпить. Мы не признаем никакого насилия, а сикхи всегда вооружены и любят драться. Они часто ссорятся, а мы никогда не повышаем голоса.
– Сколько же вас?
– Очень много. Наши старики говорят, что не меньше миллиона, хотя в газетах пишут, что только один лакх.
– То есть сто тысяч?
– Да.
– А где вы все живете?
– В Пенджабе. Но и в Дели тоже.
– А где ваш дом?
– В Пенджабе, конечно. Это наш родной, наш любимый край.
– А в Дели где?
– В дхарм-шал'e нашей общины. Приходите к нам, мэдам, это недалеко.
И мы вскоре посетили их. У каждой религиозной общины в Индии есть свои дхарм-шалы, род гостиниц или караван-сараев.