Эти проклятые доллары

— Алина, мы сейчас поедем к вам домой, я посмотрю, что там и как, и начнем немедленно искать маму, — произнося эту фразу и глядя на доверчиво поднятое ко мне лицо девочки, я решила, что неплохо было бы достать свой заветный мешочек и бросить кости. Ибо пока впереди я видела для себя лишь туман.

Тук-тук-тук: 12-24-36.

О, какой сюрприз! Уж эту-то комбинацию я помню наизусть не первый год!

«Не бойтесь разгребать авгиевы конюшни. То, что произойдет, в итоге будет на благо всем».

Я надела свой новенький джинсовый костюм, взяла девочку за руку и, подбадривая ее всякими мелкими хохмочками, спустилась на улицу.

Шел мелкий августовский дождик, было темно… Свободная машина с мужичком, жаждущим подзаработать на частном извозе, появилась почти сразу.

— Вам куды, барышня? — на старинный манер извозчиков игриво вопросил пожилой дядька.

— Микрорайон «Новый», там, где двухэтажные особняки, на Сосновую улицу, — с достоинством ответствовала я, усаживая Алину и хлопая дверцей.

— А много ли заплатите и чем? — продолжал юродствовать пожилой кобель.

— Нормально, — заявила я ему, он машинально дал по газам, вперившись в мчавшуюся навстречу его автомобилю ночную улицу.

Я почему-то почувствовала желание поучить подрастающее поколение в лице Алины, как, в случае чего, надо общаться с такими хамами.

Уже минут через пятнадцать-двадцать мы оказались на месте.

Извозчик, почувствовавший себя, моими стараниями, «Квазимодо от любви», молча принял от меня десятку баксов, внимательно изучив физиономию Джефферсона, и без дальнейших разговоров уехал в ночь. Так много я дала ему из принципа — чтобы побольше молчал, научился бы изначально уважать клиента.

…Тем временем дождик, пока мы ехали на окраину Тарасова, накрапывать перестал. В частых и мелких лужах на свежевыложенном асфальте покачивались отражения оранжевых головок фонарей.

Алинка ощутимо начала поеживаться от ночной прохлады, и я накинула на нее свою джинсовую куртку, пока мы шли через весьма обширный приусадебный участок к особнячку Ольги и Славы Матвеевых.

…В моей памяти мгновенно пронеслась картина годичной давности — новоселье.

Славик, только что отгрохавший это двухэтажное чудо евродизайна с черепичной крышей, похожий на самодовольного немецкого бюргера, стоит на крыльце дома и, улыбаясь, с достоинством пожимает руки мужчинам и целует галантно ручки дамам, идущим чередой (как на вручение «Оскара») из подъезжающих навороченных тачек.

Тут же где-то неподалеку порхает, излучая неподдельное счастье, изящная фигурка Оли в каком-то умопомрачительно прозрачном и дорогом платье. Светит ласковое летнее солнышко, и жизнь, как вы сами понимаете, представляется абсолютно безоблачной.

Я, помнится, тогда насмотрелась практически на весь городской бомонд. Многие мерзкие рожи до сих пор трудно выковырять из визуальной памяти — профессионализм, черт побери. Вот только, «ху из них был ху», я сейчас, хоть убей, не помнила.

Ну и, конечно, под икорку да семгу не пожалела влить в себя столько шампанского и коктейлей, что наутро пожалела…

«И что теперь, и где все это. И долговечен ли был сон?..» — на память тут же пришли строки любимого поэта, пока я ключами, выданными мне Алиной, открывала многочисленные запоры.

В доме все было тихо и спокойно. Уютно по-вечернему загорелись включенные нами торшеры, лампы, люстры, и я, слегка смущаясь, приступила к импровизированно-несанкционированному обыску.

Что, собственно, следовало искать?

— Аля! — позвала я девочку из детской со второго этажа. — Как мама вела себя в последний день?

— Я подумала, что она из-за чего-то переживает, — ответила прибежавшая ко мне и слегка запыхавшаяся Ольгина дочь. — Мама все куда-то названивала, ходила по дому и переставляла вещи с места на место. А на ужин у нее даже мясо подгорело.

— Когда она уходила, что с собой взяла?

— Ну, сумочку свою коричневую… зонтик…

— А где живет эта тетя Рита?

— Я там только один раз была… где-то возле вокзала…

— Алиночка, а по телефону ты не додумалась тете Рите позвонить?

— Я не знаю ее телефон… хотя… может быть, у мамы в комнате, если там есть в записной книжке…

Ольгина комната — сколько раз я там ни была — не переставала поражать меня тем вкусом, с которым ее отделала и обставила хозяйка. Но сейчас здесь все носило ощутимый налет тревоги и беспокойства.

Брошенный на шикарное кресло комплект нижнего белья (классного!), чего, как я знаю, Оля никогда себе не позволяла даже в самых форс-мажорных обстоятельствах. Ну что за картина? — осколки разбитой чашки возле журнального столика, пепельница, полная окурков со следами бордовой губной помады…

Я порылась в письменном столе своей подруги, что оказалось небесполезным. По крайней мере, теперь у меня в руках были Ольгина записная книжка и толстая общая тетрадь, явно дневникового характера.

Первым делом следовало отыскать телефон Риты. Так, так… вот он! 13-22-77.

Натренированная память сразу подсказала, как будто автоответчик выдал текст:

«Пустые хлопоты неминуемо доведут вас до отчаяния. Живите проще».