Эти удивительные звезды

Она иногда приходила на стадион, когда играл я, в эти дни я играл еще хуже.

— Милый, — как-то осторожно сказала Ева, — а не лучше ли тебе бросить все это и заняться чем-нибудь другим?

Бросить! Футбол мне давал возможность жить, а что будет, когда Гвидо выгонит меня из команды?

Еве я тогда ничего не сказал. Мы твердо решили пожениться, а об остальном не хотелось думать. Утром я пошел на тренировку. Гвидо остановил меня перед раздевалкой.

— Не раздевайся, — сказал он. — Мне нужно с тобой поговорить.

Я шел за ним и думал, что все кончено и завтра мне придется на этом же стадионе продавать программы матчей или разносить сигареты и воду.

— Слушай, — сказал Гвидо, когда мы отошли от раздевалки, где нас могли услышать. — У тебя, наверное, было время заметить, что я к тебе хорошо отношусь? Ага. Ну так вот: я сделал все, что мог, но не моя вина, что из тебя футболиста не получилось и не получится, что бы ты ни делал.

Я сказал, что все правильно, и встал, чтобы уйти. Мне было неприятно оставаться в этом зале, — я еще помнил, с какими надеждами я когда-то сюда пришел.

— Подожди, — сказал Гвидо. — Я неспроста упомянул о том, что хорошо отношусь к тебе. Футболиста из тебя не получилось — это верно, но надо подумать и о том, на что ты будешь жить. У тебя деньги есть?

Я засмеялся.

— Вчера ко мне приходил один человек, — сказал Гвидо. — Я его знаю давно — он ученый. Я видел книги, которые он написал, — какие-то исследования мозга. Он сказал, что давно наблюдает за тобой и спросил, что я о тебе думаю как тренер. Я ему сказал то же, что и тебе. Сказал, что у тебя самые лучшие данные для футболиста, какие только я видел, и что ты никогда не станешь футболистом — ты бездарен. Извини, что я говорил так резко, но у нас был деловой разговор. Он сказал, что ты ему нужен — для чего, он не сказал, что он будет платить тебе в два раза больше, чем ты получаешь у меня. По-моему, над этим стоит подумать. Он оставил мне адрес.

Вечером я отправился к этому человеку…

Чавес посмотрел на часы.

— Одиннадцать часов, — сказал он. — Я обычно в это время ложусь спать. Спокойной ночи. Если вам все это интересно — доскажу завтра.

— Так не пойдет, приятель, — запротестовал капитан. — На самом интересном месте вы хотите уйти.

— Прямо Шехерезада, — робко пошутил худощавый молодой человек.

— Шехе… Как? Что это такое? — заинтересовался капитан.

— Ресторан в Неаполе, — быстро сказал покерист. — Может быть, вы сегодня откажетесь от своего режима? — обратился он к футболисту. — Очень хочется дослушать, чем все это кончилось.

— Режим? — сказал Чавес. — У меня уже нет режима. Я продолжаю все делать по привычке. Ну так слушайте. Я пошел по этому адресу. Пошел с Евой. Мы подошли к небольшому двухэтажному особняку на одной из отдаленных от центра тихих улиц. Ева осталась ждать меня в сквере напротив, а я пошел к дому. Я шел, не веря, что из этой затеи получится что-нибудь путное, — я перестал верить в удачу. Мне отворил дверь старик-слуга. В руках он держал садовые ножницы. Он стоял в дверях и вопросительно смотрел на меня. Тогда я, конечно, не мог знать, что отныне наши судьбы — этого старика и моя — неразрывно связаны.

Он привел меня в кабинет своего хозяина. Я сказал «кабинет», но, скорее, это была лаборатория. В огромной светлой комнате пахло, как в зверинце. Стояли рядами клетки, а в клетках возились крысы. Я никогда не видел таких здоровенных упитанных крыс. Они прямо лоснились от жира и все разом, прекратив возню и прижавшись к решеткам, уставились на меня.

— Ну, вот и добрались до крыс, — удовлетворенно потер руки покерист.

— Да, — сказал Чавес. — Добрались. Мне было как-то не по себе, и я даже не сразу заметил человека, который возился в углу. Оттуда доносились потрескивания и шорохи, ну как от радиоприемника, когда крутишь ручку настройки.

Я подошел к нему, это был человек лет пятидесяти, с седыми, аккуратно зачесанными на пробор волосами. На нем был хорошо сшитый костюм и модный галстук. А!.. Костюм, галстук, волосы… Тогда я видел только его глаза, равнодушные и в то же время проницательные. Я сказал, что я Санто ди Чавес и что я пришел потому, что меня послал тренер.

— Знаю, — не дослушав, сказал он. — Садитесь. Я вас много раз видел в игре и на тренировках. Я никогда в жизни не видел такого великолепного мужского тела, как у вас. Солеквани говорит то же самое. Кроме того, он уверен, что вы самый бездарный футболист из всех бездарностей, каких только ему приходилось видеть.

Я сказал — тогда я еще хорошо не знал этого человека, — что никому не позволю разговаривать с собой в таком тоне.

Он засмеялся.

— Ты самолюбив, мальчик, — сказал он, — но это не имеет никакого значения. Итак, перейдем к делу. Солеквани говорил, сколько я тебе буду платить? Тебя это устраивает? Хорошо. Возможно, впоследствии ты будешь получать еще больше. Но — одно условие. Ты не будешь задавать никаких вопросов. Все, что я найду нужным, я тебе расскажу сам. Да! Еще. От того, что здесь будет происходить, тебе никакого вреда не будет.

Я спросил, за что же я буду получать деньги и что я должен делать.