Эти загадочные животные

Собаку гнали с поля, но она не уходила. Ее пытались выловить работники санэпидемстанции — не удалось. За два года к ней привыкли. Ее уже не прогоняли, уважая за твердость духа и непроходящую любовь к предавшему ее человеку. Летчики оставляли псу корм и отходили, так как овчарка никого не подпускала к себе близко. Были желающие взять ее в свой дом, ее пытались зазвать в теплое помещение и взять на довольствие в аэропорту — но она не желала новых хозяев. Исхудавший, с впалыми боками, и в снег и в дождь, на пронизывающем ветру стоял на летном поле верный пес и ждал, ждал, ждал.

Почему же эта, казалось бы незамысловатая, история так потрясла читателей «Комсомолки»?

Многие люди тогда словно очнулись, вдруг впервые осознав, что наши меньшие братья могут любить и страдать так же, как и мы. И даже еще сильнее. Сравнивая себя с этой собакой, многие понимали, что не смогли бы так, не выдержали бы.

А преданная хозяину и преданная им собака не знала, что стала знаменитой. Она ждала и дождалась. Узнав из прессы о ее судьбе, хозяин вернулся за ней.

И овчарка еще раз доказала, что в своем благородстве смогла превзойти человека. Многие писали в редакцию «Комсомолки», что такого хозяина надо просто «расстрелять на месте». А собака простила его.

История ставшего знаменитым внуковского пса — подтверждение тому, что лохматые и пернатые создания способны страдать и радоваться, любить и прощать, как и люди. А в чем-то они даже превосходят нас по силе и красоте чувств, ведь недаром же лебединая верность, собачья преданность или орлиная гордость стали для людей символом высоких чувств и моральных качеств. Впрочем, спектр чувств, присущий нашим меньшим братьям, настолько широк, что, как и у людей, включает в себя огромное разнообразие оттенков — от белого до черного.

Кокетка

В 1980 году моей суперэлитной карликовой пуделихе Маркизе было два года. Претенциозное это имя, разумеется, придумали ей не мы — клуб настоял. У них там свои правила: от имен папы и мамы берутся определенные буквы, еще что-то добавляется, чтобы звучало, — и имя готово. В доме у нас она была Маркой, Манькой, даже Марухой. Она знала все свои имена, только последнее не любила — воспринимала как предисловие к выволочке. В душе же всегда оставалась Маркизой. Бабский ее характер с аристократическими вывертами с каждым днем проявлялся все заметнее.

После очередной фасонной стрижки перед нами представала откровенно-нахально предлагающая себя на всеобщее обозрение, фланирующая перед «зрителями» заученной неестественной походкой и лениво поворачивающая в их сторону голову самовлюбленная баба. Супермодель, да и только! Весь день после похода к парикмахеру она дефилировала по прихожей перед зеркалом, которое начиналось почти от пола, кося глазом на свое отражение. А когда думала, что никто не видит, останавливалась перед ним и «принимала позы». В этот день мы просто не в силах были заниматься чем-то другим, так как, давясь от смеха, прикладывая палец к губам («тсс!»), постоянно бегали друг за другом, зазывая на очередное шоу в прихожей.

В этот день мы называли ее только Маркизой. На впервые произнесенное в шутку «Ваше высочество» Манька откликнулась как на родное имя, и если бы она умела говорить, то, вероятно, мы бы услышали в ответ: «Наконец-то догадались!»

Только в возрасте трех лет она впервые полюбила. Избранником ее стал уродливый короткошерстный метис Чарли. Когда он прогуливался со своим хозяином — 80-летним стариком соседом, Марка не отходила от окна, тихо повизгивая, царапала стекло и шумно вздыхала. С ним она и потеряла невинность. А случилось это так. Мы уехали на выходные, и моя 70-летняя мать осталась с собакой. Дворик у нас закрытый, Манька — очень послушная собака, сама ни на шаг и к себе никого не подпустит, поэтому мать пригрелась на солнышке, отпустив ее на волю и не подозревая о том, что происходит у нее под боком. А под боком влюбленная Манька в порыве страсти отдавалась черномазому беспородному Чарли. Представляю, какой мать испустила вопль, когда заметила происходящее. Даже вечно дремлющий на соседней скамеечке старичок — хозяин Чарли — бросился на помощь. Спасая честь и родословную Маркизы, они растащили влюбленных (благо, было еще не поздно!), попрепирались на тему «кому надо следить за своей собакой», поссорились и разошлись. Вечером первыми словами, которые произнесла заплаканная мать, были: «Игорь, случилось несчастье!» У меня оборвалось сердце: «Что?! Говори!» «Марочка уже не девушка!» — пролепетала моя интеллигентная мамаша. Несмотря на трагичность сообщения, вся семья взорвалась хохотом. Смех смехом, но пару месяцев мы жили в напряжении. И только когда поняли, что согрешившая наша сучка в подоле нам никого не принесет, успокоились.

А в тот трагический 1980 год сердце Маркизы было еще свободно, и ухажеров своих она гоняла, скаля зубы и презрительно подергивая кончиком носа: «Кобели поганые!»