Этичный убийца

А ведь Б. Б. просто хотел помочь ребенку: отвезти к себе домой, хорошенько накормить, а затем доставить туда, куда тому было нужно. Как могло случиться, что даже Дезире сомневается в его самых лучших намерениях? Даже она усмотрела зло в поступках, за которыми не стояло ничего, кроме доброты. А что Дезире скажет, когда узнает, что он собирается устроить дегустацию вин для Чака Финна? Б. Б. покачал головой. Нет, он все отлично придумал. Повысив ее статус, он тем самым от нее избавится. Нелегко будет изменить привычки, но что ж поделаешь — придется самому забирать белье из прачечной. В конце концов, для некоторых дел он наймет того же Чака Финна.

Все было на грани между полным провалом и абсолютным успехом. Какая ирония в том, что дальнейшая судьба и всего предприятия, и самого Б. Б. зависит от судьбы Игрока, которую следовало решить еще два-три года назад. Б. Б. было приятно об этом думать.

На секунду он словно вернулся в Лас-Вегас, в свою квартиру, и вновь тяжело упал на спину, ударившись головой о деревянный каркас матраса. Из раны во лбу хлынула кровь, заливая ему глаза и рот, а над ним, могучий и невозмутимый, как воспетый Гомером греческий воин, победоносно возвышался Игрок с занесенной над головой палкой от швабры.

Б. Б. слишком долго откладывал возмездие, а Игрок тем временем богател, власть его усиливалась, он наслаждался безмятежным существованием — и все благодаря милосердию Б. Б. Но час настал. Доу с ним разберется, и если выроет при этом могилу заодно и себе — что ж, Б. Б. плакать не станет.

Нечто очень плохое, много недель, а может быть, и месяцев мучившее его, вдруг словно испарилось, покинуло его тело: Б. Б. уже давно не чувствовал себя таким свежим и полным сил. Он вышел из комнаты на балкон и с минуту щурился, давая глазам привыкнуть к яркому свету. День был знойный, жара стояла чуть ли не сорокаградусная, и влажно было настолько, что рыбы, кажется, могли бы плавать по воздуху. Солнечный свет яркими вспышками отражался от стекол машин, припаркованных возле мотеля. Приложив ладонь козырьком ко лбу, Б. Б. обозрел пространство двора и бассейн. Вокруг почти никого не было: отдыхающие редко останавливались в мотеле. Большинство постояльцев были проезжающие, которые, смертельно устав, заворачивали сюда на ночлег. Но хозяева — семейство индусов — как и большинство владельцев отелей в последнее время, надеялись на лучшее и продолжали содержать бассейн в должном виде, ожидая, что вот-вот нагрянет клиентура уровнем повыше, что было, вне всякого сомнения, предопределено Ганешей.[57]

Теперь же возле бассейна был только один взрослый человек — очень толстая женщина лет сорока, в закрытом купальнике бледно-лилового цвета. Глаза ее были скрыты за солнечными очками; она жизнерадостно улыбалась яркому солнцу и жевала жвачку. Глядя на нее, Б. Б. сочувственно покачал головой: вот несчастное, жалкое существо — копченый тюлень с безжизненными, обесцвеченными завитками на голове, ноги — как два гондона, наполненных простоквашей. Напротив женщины, у другого края бассейна, громко резвились двое мальчишек — те самые, которых Б. Б. заприметил прежде. Двое брошенных, никому не нужных ребятишек. Если их бросить на произвол судьбы, их жизни пройдут впустую и принесут им только разочарования. Б. Б. определенно видел, что этим мальчикам не хватает наставника.

В глубине души он чувствовал, что не должен искать себе новых воспитанников, ведь дома его ждет Чак Финн. Но, с другой стороны, сейчас-то он здесь, а этим мальчикам явно нужна направляющая рука взрослого. Он просто обязан сделать все, что от него зависит, чтобы помочь им: отвернуться в такую минуту было бы дурно, эгоистично.

Б. Б., шаркая, пересек парковку и приблизился к женщине в шезлонге, заслонив ей солнце. Женщина спустила очки на кончик носа и, сощурившись, посмотрела на Б. Б.; он одарил ее своей самой обворожительной улыбкой.

— Простите за беспокойство, — сказал он, — но это случайно не ваши дети?

Сразу было ясно, что это не так, но Б. Б. был не прост: он знал, как лучше вести себя в подобных ситуациях. Достаточно проявить немного уважения — и женщина не будет препятствовать его благородному порыву.

— Они вам тоже мешают? — спросила она и наморщила нос, будто собираясь чихнуть.

Б. Б. пожал плечами:

— Я просто так спросил.

— Нет, не мои, — ответила она. — Если бы у меня были дети, я бы не позволила им вести себя так. По-моему, они здесь с отцом. Рано утром я видела, как он уехал на микроавтобусе. Видимо, оставил их одних. Кстати, он очень даже ничего… — задумчиво добавила женщина.

Именно это Б. Б. и хотелось услышать — что поблизости нет ни родителей, ни опекунов, которые стали бы противостоять ему и развивать в детях дурные наклонности, объяснять, что правильно, а что нет, внушать основы ханжеской морали, тем самым лишая их того, что им так нужно.

— Пойду поговорю с ними, — сообщил Б. Б. просветленным голосом, словно соглашаясь сделать за нее грязную работу. — Попрошу, чтобы они вели себя потише.

— Спасибо, очень мило с вашей стороны. Повисла неловкая пауза.