Этичный убийца

– Многие бы с тобой согласились, и, возможно, даже кое-кто из участников подпольного движения в защиту прав животных. Они даже не стали бы рассматривать возможность подобного решения проблем – и это несмотря на то, что жестокость наших врагов становится все более чудовищной. Таких ужасов не бывало за всю историю человечества. И поверь, я уважаю точку зрения пацифистов – я им даже завидую. Но кто-то все-таки должен был взять в руки меч – вот я его и взял. И поверь мне: то, что я делаю, не неправильно, не вредно и не аморально. Просто мои действия выходят за границы того, что дозволено идеологией. Вспомни хотя бы героев Гражданской войны – Роберта Ли, например. Ведь этот парень вел на смерть тысячи и тысячи людей, и вел их убивать тысячи и тысячи людей – и для чего? Для того чтобы люди, чьи предки жили в Африке, оставались рабами. А ведь теперь в его честь школы называют!

– Но это же разные вещи! Я понимаю, о чем ты говоришь, Мелфорд, – правда, понимаю, – но я не могу принять одного: я убежден, что нельзя убивать человека ради животного. Я считаю, что в этом твоя ошибка.

– Просто ты никак не можешь сбросить оковы системы. Твое сознание пытается освободиться, и когда ты уже почти готов переступить границу – идеология протягивает свои щупальца и утаскивает тебя обратно, а ты слишком слабо сопротивляешься. Ты помнишь свинарник? Помнишь, как мы стояли там и ты видел все сам – и все равно говорил, что не веришь собственным глазам. Твое сознание противилось эмпирическому опыту, потому что информация, которую давали тебе твои чувства, не соответствовала тому, во что тебе положено было верить.

– Так ты думаешь, это потому, что я не освободился еще от власти идеологии?

– Ты никогда от нее не освободишься. Возможно, ни один человек на это не способен. Но лично я все равно буду продолжать пытаться. Пока у меня есть силы, я буду делать то, что считаю правильным. И если меня в конце концов поймают – я с готовностью приму все последствия. Ублюдка и Карен нужно было остановить, но никто не хотел этого сделать. А я сделал. И я считаю, что был прав.

Я покачал головой:

– Но ведь совсем не обязательно это делать.

– Ну конечно же нет, – подтвердил Мелфорд. – Но стоит сказать себе это, как образовавшийся в окружающей тебя искусственной реальности разрыв тут же затянется новой тканью. В конце концов ты даже не будешь уверен, что я вообще когда-либо существовал. Весь твой жизненный опыт заставит тебя сомневаться в моем существовании, и ты уверишься, что я был всего лишь фикцией, игрой твоего воображения, – и в итоге реальность поглотит бедного Мелфорда, он утонет в океане рекламных роликов, квитанций и счетов.

– Мне будет тебя не хватать, – сказал я. – Но знаешь, отчасти я даже мечтаю об этом.

Подняв взгляд, я увидел Дезире: она бежала к нам. Ее едва прикрытая грудь бешено подпрыгивала, а руки яростно жестикулировали. Я понятия не имел, что это значило, но, похоже, это было неспроста.

Она с силой распахнула заднюю дверь и запрыгнула в машину.

– Поехали – быстро! – сказала она Мелфорду, который тут же завел двигатель и надавил на педаль газа.

Машина была старой, а потому не слишком быстро завелась, но все-таки завелась, и мы рванули прочь с фермы, по грунтовой дороге в сторону шоссе. Через несколько секунд Мелфорд наконец спросил, что же случилось.

– Лаборатория, – ответила Дезире. – Она сейчас взорвется. Я устроила так, чтобы она взорвалась, но не знаю, сколько времени у нас в запасе. В любом случае, думаю, лучше нам подальше уехать от взрывной волны и всей этой токсичной дряни.

«Звучит логично», – подумал я. Но оказалось, что суетилась Дезире напрасно, и, когда позади нас поднялся столб густого черного дыма, мы уже отъехали на добрых пять-шесть километров. Взрыва мы так и не услышали – только протяжные гудки полицейских сирен.

Глава 37

Когда мы подъехали к мотелю, там уже стояло больше десятка машин окружной полиции; их сигнальные огни ярко вспыхивали, контрастируя с мрачным, густым облаком дыма, которое осталось у нас за спиной. Все постояльцы высыпали из номеров: одни уже успели одеться, другие были в купальных костюмах или пижамах, а то и в одних только боксерских трусах. Маленькая девочка в розовой ночной рубашке сжимала в одной ручонке плюшевого жирафа, а в другой – край свитера своей матери, которая стояла тут же и рассеянно смотрела по сторонам.

Мы вышли из машины в тот самый момент, когда копы уводили Игрока. Его запястья были стянуты наручниками, а сам он согнулся дугой: как я узнал позже, в полиции это называется перпендикулярной походкой. Следом за ним двое копов вели Ронни Нила и Скотта. Офицер Томс брала показания у ребят из команды Игрока. Тут же, с совершенно потрясенным видом, стоял Бобби. Возможно, если бы я не узнал случайно про ту маленькую шутку, что он сыграл со мной, мне стало бы в тот момент не по себе – даже стыдно, что я разрушил его карьеру. Теперь же мне казалось, что безработица для него – еще очень мягкое наказание.

– Вот так сюрприз, – тихо сказал я.