Этика

Это еще яснее можно понять из того, что сказано в схолии положения 7 части 2, именно, что душа и тело одна и та же вещь, которая рассматривается то под атрибутом мышления, то под атрибутом протяжения. Из этого следует, что порядок или сцепление вещей – одно, рассматривается ли природа под тем или под другим атрибутом, и, следовательно, порядок действий и страстей нашего тела по природе существует вместе с порядком действий и страстей души. Это также следует из способа, которым мы доказали положение 12 части 2. И хотя не остается никаких оснований для сомнения, я все-таки думаю, что люди едва ли станут спокойно обсуждать этот предмет, если я не подтвержу его опытом: до такой степени они твердо убеждены, что тело по одному мановению души то движется, то приходит в покой и делает весьма многое, что зависит только от воли души и от искусства изобретения! Но на самом деле до сих пор никто еще не определил, что в состоянии делать тело, т. е. никто не узнал из опыта того, что тело может делать только по законам природы, поскольку она рассматривается лишь как телесная, и чего не может сделать, если не определяется душой. Ибо до сих пор никто не изучил устройства тела так тщательно, чтобы мог объяснить все его функции, не говоря уже о том, что и у животных наблюдается многое, что далеко превышает человеческую проницательность, и что лунатики делают во время сна многое, на что они не решились бы бодрствуя; это ясно показывает, что само тело по одним только законам природы может делать многое, чему удивляется его душа. Далее, никто не знает, каким образом и какими средствами душа движет тело, какую степень движения может сообщить телу и с какой скоростью может двигать его. Поэтому, когда люди говорят, что то или другое действие тела происходит от души, которая имеет власть над телом, то они сами не знают, что они говорят, и делают не что иное, как в красивых словах сознаются в том, что они не знают истинной причины этих действий и даже не удивляются этому. На это возразят, что знают они или не знают, какими средствами душа движет тело, однако они знают по опыту, что если бы человеческая душа была не способна к мышлению, то и тело было бы недеятельно; далее, они знают из опыта, что во власти только души как молчать, так и говорить, и многое другое, что, по их мнению, зависит от решения души.

Но что касается первого, то я спрошу у них, не показывает ли наш опыт также и того, что и наоборот, когда тело бывает недеятельным, то и душа вместе с этим бывает неспособна к мышлению? Ибо когда тело покоится во время сна, то и душа вместе с ним спит и не имеет способности к мышлению, как во время бодрствования. Далее, я думаю, все знают из опыта, что душа не всегда одинаково способна к мышлению об одном и том же предмете; но сообразно с тем, как тело бывает более способно к тому, чтобы в нем возбудился образ того или другого предмета, и душа бывает более способна к созерцанию того или другого предмета. Но скажут, из одних законов природы, поскольку она рассматривается лишь как телесная, не могут быть выведены причины зданий, картин и других предметов подобного рода, которые производятся лишь человеческим искусством, и человеческое дело было бы не в состоянии построить какой-нибудь храм, если бы оно не определялось и не руководилось душой. Но я уже показал, что эти люди сами не знают, что может делать тело и что может быть выведено из одного созерцания законов самой природы, равно как и то, что им самим известно из опыта, что по одним только законам природы совершается много такого, что, по их мнению, никогда бы не могло совершиться иначе, как по руководству души, каково, например, то, что делают во сне лунатики, и чему они сами удивляются бодрствуя. Добавлю, что устройство самого тела далеко превосходит все, что сделано человеческим искусством, не говоря уже о том, что я выше доказал, что из природы, под каким атрибутом ее ни рассматривать, вытекает бесконечное множество вещей. Что же касается второго возражения, то человеческие дела были бы гораздо удачнее, если бы во власти человека одинаково было как молчать, так и говорить. Но опыт более чем достаточно показывает, что люди ни над чем не имеют так мало власти, как над языком[1], и так же мало могут сдержать его, как свои позывы. Поэтому многие думают, что мы делаем свободно только то, чего мы желаем несильно, так как позыв к этим вещам легко может быть побежден воспоминанием о другой вещи, о которой мы часто воспоминаем; но это невозможно относительно того, чего мы желаем с сильным аффектом, которого не может ослабить воспоминание о другой вещи. Но если бы они не знали, что мы делаем многое, в чем после раскаиваемся, и что мы часто, именно когда находимся под воздействием противоположных аффектов, видим лучшее, а следуем худшему[2], то ничто не мешало бы им думать, что мы во всем действуем свободно.