Этика для нового тысячелетия

Тот факт, что чувства и сознание не являются одним и тем же, говорит нам, что мы не должны поддаваться эмоциям. Каждый наш поступок есть отклик на некое умственное или эмоциональное состояние, на которое мы реагируем более или менее свободно, – хотя, конечно, нечего и говорить о том, что, пока мы не научились держать свой ум в узде, нам трудно будет осуществить эту свободу. И снова в целом именно то, как мы откликаемся на эти состояния и переживания, и определяет моральное содержание наших действий. Проще говоря, это значит, что, если наш отклик положителен и интересы других мы ставим впереди наших собственных интересов, то и наши поступки будут положительными. Если мы откликаемся отрицательно, пренебрегая другими, то и наши поступки будут негативными и неэтичными.

В соответствии с этим пониманием, мы можем представить ум, или сознание, как очень честного, очень искреннего президента или монарха. При таком взгляде наши мысли и чувства похожи на кабинет министров. Некоторые из них дают хорошие советы, некоторые – плохие. Некоторые в своей деятельности заботятся о благе других, некоторые преследуют только собственные узкие интересы. И в обязанности главного сознания – лидера – входит определить, кто из его подчиненных дает хороший совет, а кто – плохой, на кого из них можно положиться, а на кого – нет, и действовать в соответствии с хорошими советами, отбрасывая плохие.

Умственные и эмоциональные состояния, дающие плохие в этическом смысле советы, сами по себе могут быть описаны как некая форма страдания. Действительно, мы обнаруживаем, что, когда им позволяют разрастись до определенной степени, ум оказывается захлестнутым эмоциями, и мы ощущаем нечто вроде внутреннего вихря. Он обладает и физической размерностью. Например, в момент гнева мы чувствуем сильное нарушение нашего обычного равновесия, и это часто ощущается другими людьми. Всем нам хорошо известно, как портится атмосфера во всем доме, если один из членов семьи пребывает в дурном настроении. Когда мы приходим в ярость, и люди, и животные всячески избегают нас. Иногда эти внутренние вихри настолько сильны, что нам очень трудно их сдерживать. Из-за этого мы набрасываемся на других, и таким образом наши внутренние состояния реализуются внешне.

Но это не значит, что все чувства и эмоции, причиняющие нам беспокойство, обязательно отрицательные. Первым признаком, отличающим обычные эмоции от тех, что разрушают внутренний покой, является негативный познавательный компонент. Момент сожаления не превратится в невыносимое горе, если мы не станем слишком концентрироваться на нем и добавлять к нему отрицательные мысли и фантазии. Тогда, когда я излишне волновался при мысли о толпах паломников и торговцев и боялся долгих чтений вслух, я добавлял к основному ощущению познавательный компонент. Благодаря прямо-таки навязчивым фантазиям мое воображение многое прибавляло к реальной ситуации. И я выдумывал истории о предстоящем развитии событий, разрушавшие мою обычную безмятежность.

Но далеко не все страхи являются столь детскими, как описанные мною. Бывает, что мы ощущаем и более обоснованный страх. Он далек от того, чтобы быть негативным, и может принести реальную пользу. Он может усилить осознание ситуации и придать необходимую для самозащиты энергию. В первую ночь после моего бегства из Лхасы в 1959 году, когда я покинул дом, переодевшись солдатом, я ощущал именно такой страх. Но, поскольку у меня не было ни времени, ни желания думать о нем, он не слишком вывел меня из строя. Я стал от него лишь проворнее. Можно сказать, что это пример страха одновременно и оправданного, и полезного.

Страх, который мы испытываем относительно ситуации весьма деликатной или критической, тоже может быть оправдан. Я сейчас думаю о том, что мы чувствуем, когда нам приходится принимать решение, которое, как нам известно, может во многом повлиять на чужие жизни. Такой страх может привести нас в замешательство. Но самый опасный и негативный – это совершенно безрассудный страх, который может полностью захватить и парализовать нас.