Этика и психология науки. Дополнительные главы курса истории и философии науки: учебное пособие

«Сим удостоверяю, что предъявитель сего Николай Иванович провёл упомянутую ночь на балу у сатаны, будучи привлечён туда в качестве перевозочного средства… поставь, Гелла, скобку! В скобке пиши «борова». Подпись – Бегемот.

– А число? – пискнул Николай Иванович.

– Чисел не ставим, с числом бумага станет недействительной…»

М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита.

Выражение «учёный», при всей его привычности, если вдуматься, по-русски звучит нескромно. Дескать, мы – учёные, а все прочие, получается, неучи?.. До революции это слово служило исключительно прилагательным, обозначавшим высшую ступень профессиональной подготовки, ответственную квалификацию (вроде «учёный агроном», «учёный секретарь», «учёный совет» и т. п.). Л.Д. Ландау[23] говаривал, что учёным (то есть дрессированным) бывает пудель (или кот), а мы – научные работники. Но и такое определение звучит казённо. Так что не будем прибедняться и придираться к словам – не в них ведь дело. «Доктор» тоже дословно переводится как «знающий», «артист» – «ловкий. Этимологический подтекст, как правило, в живой речи прячется, а обиходный смысл слова вполне ясен.

За словами можно разглядеть вопрос по существу: всякий ли научный работник – настоящий учёный? Есть ведь и неудачные доктора (медики), и бездарные актёры. Кое-где таковых большинство. Но дело тут даже не в «кадровом отстое» (о нём у нас ещё пойдёт речь), а о неизбежной в любой организации «табели о рангах», причём не формальной, а кулуарной, по «гамбургскому счёту» (который придумал учёный и писатель В.Б. Шкловский[24]). Среди служащих в научных учреждениях и высших школах способности распределяются неодинаково. Не всем же в армии быть полковниками да генералами, а в офисах – учредителями компаний или топ-менеджерами. Но применимо ли подобное ранжирование к людям мысли и творчества? Конечно, да. И в когорте научных работников пригодятся и опытные лаборанты, и рядовые исполнители коллективных научных планов – наряду с талантливыми экспериментаторами и гениальными генераторами идей. Доктору Борменталю из булгаковского «Собачьего сердца» далеко до своего учителя профессора Преображенского, но пока что они не могут друг без друга.

Честно говоря, абсолютная масса дипломированных исследователей – просто «муравьи». Принесённые ими в общую кучу «палочки»-данные смешаются, «гора» научных знаний мало-помалу растёт, а сами они уйдут в небытие. В истории науки останутся единицы, чьи портреты украсят учебники, а биографии привлекут внимание будущих поколений. Ну, так что ж? Такова вообще участь смертных. Но среди учёных гораздо больше шансов не просто «родить ребёнка», или «посадить дерево», или «построить дом», как у почти всех прочих людей, но создать нечто духовно-творческое, долгосрочное, по сути вечное. Этой, в том числе, надеждой и двигается подспудно наука: дескать, «… будут мои отголоски / звенеть аж до Судного дня / и в сноске – вот именно – в сноске / помянет историк меня» (А.А. Галич).

Более того, именно разница типов личности, способностей и соответствующих им направлений научной работы обеспечивает её системность, динамизм. О типах учёных, равно как и о довольно многочисленных самозванцах в стенах академических учреждений будет сказано ниже. Критерии профессионализма в науке по сути те же, что и на любой другой «умной» практике:

• призвание, когда трудно представить себя, а ближним – тебя в иной сфере занятий;

• соответствующая подготовка (не только официальное образование, ведь бывают в отдельных отраслях исследований и самоучки);

• продолжение (а не прекращение) исследований;

• признание их результатов коллегами (пускай оно порой затягивается на долгие годы).

И то, и другое, и третье, и четвёртое нередко имитируется, более или менее успешно, но это уже особая тема реалистического науковедения.