Однако сам подход, если он был именно таким, представляется малоубедительным. Математика имеет дело не с реальным, а с виртуальным, придуманным ею миром. Всё, что мы рассматриваем как прикладные достижения математики, это, по сути, её побочный продукт. Обывателю именно это представляется главным, но на самом деле это полезное, но не главное. Теория вероятности основана на математической статистике, а та, в свою очередь, на математической логике. Но нам представляется, что математическая статистика это очень зыбкое основание для построения категорических выводов о гипотетической вероятности. Закономерность это долго длящаяся случайность, а история человечества (история наблюдений) еще слишком коротка, чтобы делать на таком ничтожном временном отрезке безусловные заключения о вероятности.
Рассуждая о взаимосвязи закономерности (необходимости) и случайности (неопределённости), Вэй у Вэй пришёл к выводу, что этот вопрос сам собой исчезает, поскольку предпосылки были ложные. Мы не можем быть затронуты причинностью, но каждое чувствующее существо может провозгласить: «Причинность – это то, что я есть». [11, с. 65]
Здесь еще возникает вопрос о времени. Вероятность обычно делегируют в будущее, пытаются его спрогнозировать. Но что получится, если с помощью вероятности попытаться объяснить прошлое? Для человека, который уже заболел онкологией, вероятность того, что это случится, была именно 50 на 50: или да, или нет. Именно поэтому, как верно заметил Балсекар, надежность и определенность – это миф.
Если рассуждать о жизни индивида и социума, то детерминизм особенно не отвечает требованиям, которые Лаплас предъявлял к предсказуемости. Социум не живет по строго определенным фундаментальным законам, поведение людей непредсказуемо и иррационально (в том отношении, что оно часто не соответствует нашим интересам). Как сказал лауреат Нобелевской премии Макс Борн: «Теория случайности более фундаментальна, чем теория обусловленности».
«Я вот верю в детерминизм, а в случайность не верю, но другие верят в случайность, – заметил современный нейробиолог Василий Ключарев. – Тогда импульсы, которые производит наш мозг в ответ на внешние вызовы, это случайная игра нейронов и никакой свободы выбора все равно нет».
В обычных случаях детерминисты и индетерминисты придерживаются единой точки зрения в области оперативной морали. Как защитники морали и те, и другие соглашаются, что этический реализм является необходимой истиной, либо объективно реальной, как полагают индетерминисты, либо «реальной» субъективно, как считают детерминисты. Без этой истины, или «истины» мы не смогли бы продолжать жить так, как жили всегда, и полагать, что быть живым – это хорошо.
Только поэты, по мнению Фридриха Ницше, способны оценить случайность. [26, с. 54] Все остальные обречены оставаться философами и настаивать на том, что существует судьба (а судьи кто?), и даже карма. – А может быть, случайности не случайны? – спрашиваем себя, наивно надеясь, что представляем собой нечто, а не ничто. Да нет, абсолютно случайны. На самом деле закономерность это более или менее долго длящаяся случайность. Тем не менее, мы проводим жизнь в напрасных попытках избежать случайностей, пока этому не положит предел внезапно оторвавшийся тромб. [48]
2.2. Человек – марионетка
Мы имеем два варианта: если события случайны, мы не контролируем их, и если мы контролируем события, то они не случайны.
И всё-таки у человека есть некое понимание, в определенной степени помогающее облегчить страдания, в том числе и страх смерти. Дело в том, что человек не может ни на что влиять. Понимание этого уменьшает его страдания.
Средневековые суфии учили осознанию того, что всё, вплоть до психических состояний и самого «я» не является достоянием человека:
«Ходжа Насреддин зашёл в лавку и к нему подошел торговец.
– Прежде всего о главном. Ты видел, как я вошёл? – спросил его Ходжа.
– Конечно, – отвечал торговец.
– А раньше ты меня встречал?
– Первый раз тебя в жизни вижу.
– Так откуда ты знаешь, что это вошёл я?» [47]
Мне всякое думается. Но откуда я знаю, что это думаю я?
«В рамках сугубо здравого смысла и личных способностей мы можем делать все что угодно в этом мире… за одним исключением: мы не можем делать наш выбор, – утверждает в этой связи Томас Лиготти. – И это действительно чистой воды пессимизм, поскольку обращает образ человека в образ марионетки. А взгляд на человека как марионетку является одной из отличительных черт пессимизма». [20]