Этика небытия. Жизнь без смысла: самая печальная философия

Вообще, под смирением можно понимать разные состояния. Прежде всего, надо исключить так называемое смиренничанье. То есть пародию на смирение. Иногда люди их путают. Например, стоят две женщины в церкви и только что наговорили друг другу кучу гадостей. «Прости меня», – кланяясь говорит одна. А у самой злое лицо. Другая в ответ, еще ниже кланяясь: «Нет, это ты меня прости!» Причем у второй на лице ядовитая улыбка. Понятно, что тут никакого смирения нет. Смирение предполагает примирение. Человек сознает, что от него ничего не зависит. Он примирился и с конкретной ситуацией (бывает целое нагромождение ситуаций), и с возможными последствиями, каковы бы они ни были. Вот это и есть в нашем понимании смирение. Но мы не прикладываем смирение к межличностным отношениям – вот в чем дело. Во-первых (это главное) – мы не верим в любовь к ближнему. А во-вторых – не считаем, что человек должен любить кого-то кроме действительно дорогих и близких людей. Не делать гадостей ближним, быть, по возможности, вежливым и незложелательным – да, это нормально. Но любить – глупости. И мы не знаем таких, кто действительно любит ближних. Это невозможно, поскольку противно человеческой природе. Но христианское смирение базируется именно на любви к ближнему. Нет, нам, безусловно, ближе балсекаровское понимание смирения как принятия того факта, что от «меня» ничего не зависит, включая меня самого. Ты принимаешь то, что происходит в твоей жизни (не одобряешь, но принимаешь как неизбежную данность). И ты принимаешь свои реакции (включая реакцию неодобрения) как неизбежную данность. У тебя могут быть симпатии, антипатии, перепады настроения, усталость, подъем, раздражение, сочувствие – ты не борешься со всем этим (бесполезно), ты включен в поток вместе со всеми событиями.

Мы видим, что смирение – это слово, которое может иметь различны оттенки. Можно, конечно, представить себе склоненную голову, но, если вдуматься в само слово «смирение», оно звучит буквально так: с миром. «Стяжи дух мирен и вокруг тебя спасутся тысячи», – говорил преподобный Серафим Саровский. Отстраненность – это ведь тоже внутренний мир, не так ли? В нашем (и Балсекара) понимании смирение (попробуем отойти от привычных толкований этого понятия – в них на самом деле присутствует душок самоуничижения) близко к отстранённости. Хотя есть и различие между ними. Достаточно легко быть отстраненным, пока тебя по-настоящему не заденут какие-то жизненные факторы. Но когда задевают, – и ведь еще как задевают, – мы вовлекаемся. И здесь перед нами два пути: или бороться, или смириться. В этом и только этом смысле мы толкуем смирение.

К примеру, известный церковный писатель Игнатий Брянчанинов, который считается крупнейшим духовным авторитетом для православных, написал в своё время статью о крепостном праве. Игнатий берет Свод Законов Империи, а потом положения из этого свода «обосновывает» с православной точки зрения. Вот некоторые цитаты: «Духовные, наипаче же священники приходские, имеют обязанность предостерегать прихожан своих противу ложных и вредных разглашений, утверждать в благонравии и повиновении господам своим, всемерно стараться предупреждать возмущения крестьян и их от того удерживать». «Все помещикам принадлежащие крестьяне и дворовые люди должны спокойно пребывать в их звании, быть послушными помещикам своим в оброках, работах и всякого рода крестьянских повинностях и исполнять в точности обязанности законами на них возложенные». [36, 2, с. 55—56] У нас воззвание канонизированного церковью епископа Игнатия отчего-то оставляет неприятное чувство. И ведь это воззвание было написано за два года до отмены крепостного права! Такое смирение едва ли может быть приемлемо. Может быть, потому, что святитель Игнатий смиряется не лично в отношении себя, а оптом, от лица множества рабов. Хотя разве эта разница принципиальна? Наступает определённый предел, когда совпадение множества неосознанных случайностей вызывает взрыв. Это относится и к субъектам исторического процесса и к отдельным индивидуумам. И восставшие крестьяне Емельяна Пугачёва вешают дворянских младенцев на глазах у их насилуемых матерей, пенсионер достаёт своё старое охотничье ружьё и маньяк берётся за молоток. Их систематически задевают и они вовлекаются. Можно ли их винить в этом?

Мысли и поступки – это результат случайного состояния нашего мозга в любой данный момент. Нами полностью управляет слепая игра нейронов мозга. На первых страницах книги «Свобода воли» Сэм Харрис рассказывает историю реального преступления. В 2007 году двое мужчин проникли в частный дом, где оглушили хозяина бейсбольной битой, а его жену и двух дочерей привязали к кроватям, старшую дочь изнасиловали. После этого они забрали все обнаруженные деньги, подожгли дом и скрылись. Отец очнулся и смог вовремя выбраться, но все женщины погибли. Когда в полиции спросили пойманного преступника, отчего он не развязал женщин перед тем, как поджечь дом, тот пояснил, что это не пришло ему в голову.