Этика жизни

Больше ничего не остается ей, как умереть, заразить вас своим тифом и доказать этим свое родство с вами. Семнадцать из вас, лежащих мертвыми, уже не будут отрицать, что она была плотью от вашей плоти. Может быть, кое-кто из живых также примет это к сердцу.

XXVIII. "Невозможно". Об известном пернатом двуногом животном говорят, что если вокруг него обвести ясное кольцо мелом, то оно сидит заключенным, как бы окруженным железным циркулем судьбы и умирает, хотя уже и имеет в виду наживу. Ведь дает себя откормить до смерти. Имя этого бедного двуногого существа - гусь. И когда он хорошо откормлен, то из него делают паштет, который многими очень ценится.

XXIX. Какие мы дураки! К чему мы израниваем себе колени и ударяем себя озабоченно в грудь и молимся день и ночь Маммоне, который, даже если уж и согласился бы услышать нас, не может нам, однако, ничего дать. Если даже допустить, что глухой Бог услыхал бы нашу мольбу, что он превратил бы нашу медь в массивное золото и всех нас - голодных обезьян богатства и важности - превратил бы завтра в настоящих Ротшильдов и Говардов, чтобы мы от этого еще имели? Разве мы и так не граждане этой чудной вселенной с ее млечными путями и вечностями и с ее невыразимым блеском, что мы так мучаемся и трудимся и рвем друг друга на куски, чтобы более или менее выиграть еще немного земли (а чаще это еще лишь призрак), в то время как самого большого из этих владений не видать уже и с луны. Как мы глупы, что копаемся и возимся как дождевые червяки в этих наших владениях, даже если у нас таковые имеются, и издали наблюдаем небесные светила и радуемся им, знаем о них только по непроверенным и недостоверным легендам! Должны ли известные фунты стерлингов, которые у нас, может быть, хранятся в Английском банке или фантомы известных фунтов, владение коими мы себе воображаем - скрыть от нас сокровища, для которых все мы в этом "Божьем городе" родились?

XXX. Как многое у нас могло бы сравниться с окрашенным гробом: снаружи одно великолепие и крепость, а внутри полно ужаса отчаяния и мертвых костей! Железные военные дороги соединяют между собою своими огненными колесницами все концы суши. Набережные и молы со своими несметными флотами, подчиняют океан и делают его нашим покорным носильщиком. Работа двигает миллионом рук из мускулов и железа, начиная с горных вершин и кончая глубиною шахт и гротами морскими. Неутомимо покоряя все для службы людям. И тем не менее это человеку ничем не помогает. Он завоевал эту планету, свое местопребывание и свое наследство и не имеет от этой победы никакой пользы. Печальная картина! На высочайшей ступени цивилизации девять десятых человечества должны вести самую низкую борьбу дикого или даже животного человека - борьбу с голодом! Страны богаты. Рост и процветание их достигают еще никогда не бывалой вышины, но люди этих стран бедны. Беднее всего всеми внешними и внутренними средствами к существованию - верой, званием, деньгами, хлебом.

XXXI. Эта успешная промышленность с ее черезчур сочным богатством до сих пор еще никого не обогатила. Это заколдованное богатство, которое до сих пор еще никому не принадлежит. Мы спросили бы: "Кого из нас оно обогатило?" Мы можем потратить тысячи там, где в былое время тратили сотни, но мы на это не можем купить ничего хорошего. В богатом и бедном мы видим вместо благородного трудолюбия и избытка лишь ленивую, пустую роскошь попеременно с низкой нуждой и неспособностью. У нас великолепные рамы для жизни. Но мы забыли жить в них. Это заколдованное богатство, и никто из нас не может до сих пор дотронуться до него. Если есть класс людей, который чувствует, что он действительно этим приобрел здоровье, то пусть он нам назовет себя.

Многие люди едят более тонкие блюда и пьют более дорогие вина. С какою пользою? Об этом могут сказать нам они и их врачи. Но в каком отношении (за исключением диспепсии их желудка) улучшилось их существование? Стали они лучше, красивее, сильнее, честнее? И даже "счастливее", как они это называют? Смотрят ли они с удовольствием на большее количество вещей и на человеческие лица на Божьем мире? Смотрят ли на них с удовольствием больше вещей и человеческих лиц? Конечно, нет. Человеческие лица смотрят друг на друга грустно и недоверчиво. Вещи, кроме тех, которые состоят из бумаги и железного товара, не подчиняются человеку. На хозяине лежит теперь такое же проклятие, как и на его работнике.