Этиккан и Селиме<br />(Чувашские сказки)

Старики и Иван обрадовались и в тот же день сыграли свадьбу.

Утром молодая пошла к роднику за водой. Смотрит: летит караван гусей. Увидев ее, гуси хором прокричали:

Вот путь лежит прямой.
Летим, Альдюк, домой!
Тебя отец там ждет,
И мать там слезы льет!

Услыхала это Альдюк, заплакала и пропела:

Я бы с радостью с вами полетела,
Если б мои крылья были целы!
Но, увы! Они в огне сгорели!
И должна я жить с людьми в деревне…

Бросили гуси Альдюк по перышку и улетели. Молодая подобрала их, спрятала под платье, прихватила коромыслом ведра с водой и пошла домой.

— Что-то ты долго задержалась! — говорит старуха, встречая молодую в сенях.

— У родника народу много накопилось, — отвечает Альдюк.

На другое утро молодая опять пошла за водой. И опять летят гуси и кричат:

Вот путь лежит прямой.
Летим, Альдюк, домой!
Тебя отец там ждет,
И мать там слезы льет!

Заплакала Альдюк и пропела в ответ:

Я бы с радостью с вами полетела,
Если б мои крылья были целы!
Но, увы! Они в огне сгорели!
И должна я жить с людьми в деревне…

Снова бросили гуси Альдюк по перышку и улетели.

Молодая подобрала их, спрятала под платье, прихватила коромыслом ведра и пошла домой.

— Что-то ты долго задержалась! — говорит старуха, встречая Альдюк в сенях.

— У родника народу много собралось, пришлось подождать, — отвечает та.

Прошло два года. У Ивана и Альдюк родился ребенок. По Альдюк скучает по родному дому.

Вот пошла она, как обычно, по воду, и опять гуси летят и хором кричат:

Вот путь лежит прямой,
Летим, Альдюк, домой!
Тебя отец там ждет,
И мать там слезы льет!

Заплакала Альдюк и пропела в ответ:

Я бы с радостью с вами полетела,
Если бы мои крылья были целы!
Но, увы! Они в огне сгорели!
И должна я жить с людьми в деревне…

Бросили гуси, как и прежде, по перышку и полетели дальше. Альдюк подобрала перышки, достала прежние, приделала к плечикам крылышки, взмахнула ими и полетела вслед за гусями.

Дома ждали-ждали Альдюк, но так и не дождались. Пошли искать к роднику — нет: только ведра стоят и коромысло валяется. Пошли искать по деревне — нет: никто ее не видел. Так и вернулись ни с чем.

Однажды утром ребенок Ивана проснулся раньше обычного и стал плакать. Отец и соску давал и зыбку качал — ничего не помогает: плачет и плачет.

В это время на крышу Иванова дома прилетела дикая гусыня и жалобно запричитала:

Кабы ты забылся в грезах
И не лились мои слезы!..

Старуха вышла и, размахивая руками, закричала:

— Кша! Кша! Что это еще за птица тут распелась?

Гусыня перестала петь и перелетела на другое место.

Старуха ушла.

Прошло несколько минут. Ребенок все плачет. На крыше опять запела гусыня:

Кабы ты забылся в грезах
И не лились мои слезы!..

Вышел старик и тоже закричал:

— Кша! Кша! Что это еще за птица тут распелась?

Гусыня отлетела в сторону, а когда старик ушел, вернулась на прежнее место и снова запела:

Кабы ты забылся в грезах
И не лились мои слезы!..

А ребенок все плачет и плачет. Не выдержало сердце птицы, слетела она вниз, влетела в сени. Дверь в избу была открыта: гусыня влетела и села над зыбкой.

Как только Иван увидел влетевшую в избу птицу, он быстро захлопнул дверь. Потом взяли гусыню, общипали ее и перья сожгли. И снова гусыня превратилась в молодую женщину.

С тех пор Альдюк уже не помышляла о бегстве к родителям и жила с мужем душа в душу.

ЧАРОДЕЙ

Жил в одной стране великий и грозный патша[2]. В этой же стране жил великий чародей.

Однажды призвал к себе патша своего верного слугу и говорит:

— Слушай, Чура! Наслышался я об искусстве знаменитого чародея. Не можешь ли ты привести его ко мне?

— Постараюсь, великий государь! — отвечает тот.

— Тогда возьми денег на дорогу и иди!

Чура откланялся и ушел.

До вечера он обошел все харчевни города, но чародея не нашел. Усталый, зашел Чура в последнюю харчевню и заказал ужин. За столом сидел еще один человек. Перед ним стояла пустая бутылка. Вдруг из бутылки ударил фонтан до потолка! Все, кто были в харчевне, замерли от удивления. А вода между тем начала заливать харчевню. Вот она уже стала по колено! Вот по воде поплыли парами гуси и утки! Люди стали хватать их и отрывать им головы. Когда всех выловили, на столах образовались горы гусиных и утиных тушек. Потом вода исчезла. Люди сидели на своих местах и кто пил, кто ел, а кто разговаривал с соседом. Только на тарелках лежали сапоги и туфли с оторванными головками.