Этим летом будет жарко

Жара давит на голову. От похмелья и нервов тошнит. Повернув в наш двор, ищу взглядом машину. Не стоит у подъезда и дальше под деревьями не видно.

Захожу в прохладу подъезда, открываю дверь квартиры своим ключом. Тишина. Васькиной обуви нет в прихожей. Только запах его одеколона еще не выветрился, значит ушел недавно.

Время близится к вечеру, а обо мне так и не вспомнили. Может искать, наконец, поехал? А что мешало позвонить для начала?

Пока ничего не понимая, небрежно скидываю обувь и по прохладному линолеуму прохожу в квартиру. Сначала заглядываю на кухню. Делаю несколько глотков воды прямо из-под крана. Иду в гостиную, где мы проводим большую часть совместного времени. Все становится ясно, стоит только взглянуть на рабочий стол.

Значит удачно потаксовал, да?!

Целый монитор занимает свое законное место. Видно, что подержанный. Мышка светится, клавиатура тоже другая. Понятно, на кого меня окончательно променяли. Нет, он не купил в дом продуктов, не предложил мне внести деньги за кружок дочери или купить ей новую обувь! Он, сука, купил себе монитор!

— Убью, — заявляю совершенно холодно.

Решительно иду к шкафу, достаю снизу старую спортивную сумку, в которой целую вечность ничего не лежало. Смахиваю с полки все Васины тряпки и запихиваю в нее. Из ванной приношу пенку для бритья, расческу, бритвенный станок. Сумка еле закрывается, но я, блядь, злая! Я закрыла, примяв все ногами!

Волоку ее в подъезд. Возвращаюсь в квартиру, вожусь с проводами и выношу туда же его лучшего друга, жену и дочь в одном лице, точнее ящике. Я дочери на новый заработаю. Пусть забирает!

Меня колотит всю, но я не могу так больше жить! Хватит! Чтобы снова не скатиться в истерику, затеваю уборку, игнорируя звонки подруги. Не хочу сейчас ни с кем говорить. У меня в жизни такие перемены… Их переварить надо. Завтра еще как-то маме объяснять, что ее дочь теперь мать — одиночка. Она тоже переживет, а сестра меня поддержит. Дочку заберу, племяшка приедет. Скучать мне точно не дадут, а потом все утихнет, и я обязательно пойму, что это было единственное правильное решение. Сейчас мне больно вырывать из себя семь лет брака. Семь лет жизни с мужем превратились в пыль. Я стираю ее с подоконников, шкафов и тумбочек. Нахожу Васькины мелочи, швыряю в подъезд.

Соседка выглядывает. Удивленно на меня смотрит.

— Развожусь! — нервно улыбаюсь ей и захлопываю дверь.

К черту все. К черту Васю! Как там Ванечка говорил? Я достойна большего? А почему нет?

Мысли о нем подкатываются к горлу липким комом. Кожу обжигает и хочется биться головой об стену. Внутри полнейший раздрай.

Не думать! Нельзя сейчас. Позже.

Заканчиваю с уборкой, долго торчу в ванной, стараясь привести себя в порядок и отмыть запах Кравцова. Надеваю любимые домашние шортики с футболкой, делаю себе чай и без сил сажусь на диван.

Дверь балкона открыта. С улицы раздаются голоса соседей и смех детей. В квартире пахнет свежестью и немножко моющими средствами, а из глаз опять текут слезы. Сколько же их у меня? Это за все последние годы выливается?

Всхлипывая, сижу и смотрю в одну точку.

Прихожу в себя, слыша, как проворачивается ключ в замочной скважине. Выхожу в прихожую, чтобы посмотреть Васе в глаза. Даже слезы не стала вытирать. Пусть видит мое состояние.

— Женьк, а что за херня происходит? — спрашивает, остановившись на пороге.

— Мы разводимся, — сообщаю ему. — Пошел вон.

— Зай, да ты чего? — шагает ко мне, я от него. — Опять Динка тебе мозг полоскала, какой я мудак? Ты же у нее ночевала?

— Нет, — зло улыбаюсь. — У молодого любовника. Не смей сюда заходить! Твои вещи в подъезде!

— Зай, не дури, — усмехается. — Какой любовник? Откуда? Мне твоя Зойка сказала, что вы из клиники с Динкой ушли.

— Ты даже не позвонил мне. Ты за сутки ни разу мне не позвонил! — бью его кулаком в грудь.

— А нахрена? Твоя подружка меня ненавидит. Пили небось и кости мне перемывали. Я дурак что ли на двух пьяных баб нарываться? Зато я денежку вчера заработал, — хвастается он.

— И тут же потратил, — теперь я усмехаюсь. Поэтому и не позвонил. Занят был. Очень!

— Жень, — он ставит пакет на пол. В нем весело звенят бутылки. — Зай, хватит, — тянет руку к моему лицу, я шарахаюсь него как от огня и больно ударяюсь затылком об дверной косяк.

— Тебе плевать на меня, Рузанов, — тру ушиб ладонью. — Я не могу так больше жить. Нет у нас больше семьи, Вася. Хоть сейчас будь мужчиной. Уходи!

— Это все из-за него, да? — он злится. — Из-за богатенького мажорчика ты решила похерить семь лет брака?

— Да, Вася. Да! И ночевала я сегодня у него! А знаешь, как он меня целует? Так, что дыхание перехватывает. А какой у него горячий член, Вася…

— Сука! — выплевывает мне в лицо.

— Да, Вась, я сука. Это я разрушила наш брак. Только уходи. Убирайся отсюда! Видеть тебя не могу! — кричу ему в лицо.

Мне плевать. Пусть я буду виновата в этом разрыве. До него все равно не доходит. Может позже, когда улягутся эмоции, мы сможем внятно поговорить. Сейчас мне жизненно необходимо, чтобы он ушел.

— Не думал, что ты окажешься такой продажной блядью.

— Пошел. Вон.