Этим вечером я буду неотразима. Не все француженки парижанки

Люлю было шестнадцать лет, когда она приехала в Париж на работу. И ей пришлось труднее, чем Люлю Нантской,[26] ведь она была всего лишь Люлю Ландской. Сначала она работала горничной, потом консьержкой в богатых кварталах. И с тех пор прошло уже шестьдесят лет. Здесь она встретила своего мужа, каменщика и штукатура по профессии, с которым познакомилась на «балу для прислуги», так в то время называли концертный зал «Ваграм». Люлю – это консьержка, о которой можно только мечтать: всегда в хорошем настроении, всегда приветлива. «У меня нет расписания, я всегда на посту: кто-то же должен открывать дверь». Она одна из тех немногих, об исчезновении которых вследствие установки домофонов вы будете сожалеть. Люлю без устали рассказывает о великих и известных людях, с которыми ее сталкивала жизнь, и не только на работе. Она, например, нам сообщила по секрету, что ее сестра вышла замуж за графа, так что с технической точки зрения она теперь тоже графиня. Хотя о господине графе она не может вспоминать без смеха: «Он считает, что я вульгарна, – говорит она, стоя перед нами в домашних туфлях с гордо выпрямленной спиной. – Графиня, консьержка – все едино!»

Жинетта

Жинетта Мон может за себя постоять. Последняя из четырнадцати детей в семье. «А что ты хочешь, это формирует характер. Я научилась бороться и защищаться, мне это очень помогло в жизни».

Из сорока четырех лет, проведенных ею в Париже, девятнадцать она прожила в XIX округе, на улице Мо. Но рост цен на недвижимость вынудил ее перебраться на другую сторону переферика, в Пре-Сен-Жерве. Она любит повторять, что никогда не жила дальше, чем в восемнадцати километрах от Парижа. «Видишь ли, моя козочка, я люблю проводить вечера вне дома, и меня бы не устраивало, если бы в 8 часов все уже было закрыто».

Закончив обучение в тринадцать лет, в восемнадцать она вышла замуж. Она тоже хотела стать артисткой. В юности она писала стихи, пела, участвовала в радиопередачах. «Но моя мать сказала, что у нее и без меня шутов в доме хватает». Десять лет она проработала на конвейере, на заводе Маршала в Пантене по производству автомобильных фар. «Когда я узнала, что парни из моей бригады получают значительно больше, я уволилась». В ней проявилась феминистка. Затем Жинетта занялась продажей газет и журналов, потом торговала, чем могла, до того дня, когда в сорок восемь лет по совету своего сына она не открыла для себя парижскую ночную жизнь. Одно время она содержала раздевалку в ночном клубе Bains Douches, затем была уборщицей туалетов в отеле «Элизе Матиньон». «Я там такого насмотрелась! Некоторые так напивались, что их приходилось выносить чуть ли не на руках. Хотя ко мне все хорошо относились. Полански, например, он мне симпатизировал и купил мою книжку стихов, которую я издала на свои деньги и которую я назвала «Женские поэмы». Жинетта показала нам два диска, первый от 1968 г., навеянный событиями тех дней. «Ты не высок и не хорош собой, но я люблю тебя, ты совсем не похож на жиголо, но я люблю тебя…»

Две из ее песен даже прозвучали на волне радиостанции Europe № 1. «Один человек, пользующийся влиянием в этих кругах, сказал мне: “Чтобы добиться успеха, нужно либо платить, либо спать!”» – рассказывала Жинетта, и сегодня чувствуя себя оскорбленной. «Я ему ответила: “Я привыкла задирать рукава, но не юбки!” Может, я должна была бы согласиться, у меня тогда не было бы проблем с деньгами!»

Жинетта – прирожденная оптимистка, хотя жизнь ее не щадила. И она философски добавила: «Слава, популярность – все это не для меня…»

«Гласная в слове апаш» [27]

У мисс Тик хрипловатый и грубый голос курильщицы крепких сигарет Gitanes. Ощущает ли она себя свободной? Вне всякого сомнения! Вот уже на протяжении двадцати пяти лет она заставляет парижские стены рассказывать нам ее истории, истории женщины, искушенной в искусстве соблазнения и пользующейся успехом у мужчин, расписывая столичные дома при помощи трафаретов. Может быть, вам случалось столкнуться с ней ранним утром в сопровождении непременного помощника, красивого статного парня, в тот момент, когда она покрывает граффити стены домов в XVII, XIX округах и на Бютт-о-Кай в XIII округе, где находится ее мастерская. Как правило, на ней маленькое черное платье и велюровые перчатки (потому что аэрозольный баллон пачкает руки).

Вы ожидали увидеть грубоватую женщину-вамп, но на самом деле перед вами Арлетти в норковом манто и очках от солнца («роскошный атрибут в качестве альтернативы бедности») с примесью Мортисии Адамс.[28] У нее длинные, черные как смоль, волосы, обрамляющие лицо, глаза, подведенные черным карандашом, ярко-красные губы и ногти, покрытые черным лаком. «Париж – это консервативный, реакционный город, – говорит она со скорбной миной на лице. – Ни одно из культурных учреждений никогда не оказало мне помощи и поддержки». И хотя сегодня ее полотна и эстампы продаются во многих галереях, она продолжает творить на улице, потому что здесь она выросла, потеряв в раннем возрасте родителей.