Этим займется ОСС 117

Он пересел в другой автобус на площади Ленина. Никто не обращал на него внимания; он привлек только несколько любопытных взглядов из-за бинтов на опухшем лице.

Он вышел в конце улицы Лосиновской и пересек сквер, где играли дети. В ста метрах он нашел площадь Дзержинского и Русаковскую улицу.

"Голиаф" жил в доме 28 на Русаковской. Он был тем человеком, который согласно "Детальным инструкциям" должен был вывезти Юбера из России.

Дело провалилось, и теперь Юберу оставалось лишь уйти. Он сделал все, что мог; не его вина, что все так получилось. Хорошо еще, что ему удалось бежать самому.

"Голиаф" был сапожником. Он был одним из членов маленькой еврейской общины, жившей в Сталинабаде, и тоже, как и шпеты, не смешивавшейся с коренным населением.

Юбер, не останавливаясь, прошел мимо лавочки. Сапожник был один и подбивал подметку. Юбер прошел еще метров сто, вошел в подъезд дома, где подождал несколько секунд, потом вернулся назад.

На улице не было ничего подозрительного. Он с самым естественным видом вошел в лавочку. Сапожник поднял голову, чтобы посмотреть поверх очков в металлической оправе.

– Что вы хотите?

– Могли бы вы мне сказать, где живет Голиаф? – спросил Юбер по-русски.

Сапожник насторожился. У него было морщинистое, как увядшее яблоко, лицо, темная кожа и крупный нос. Форма Юбера сбивала его с толку.

– Я знаю многих Голиафов, – ответил он подозрительно.

– Мне нужен сын Ребекки.

Сапожник быстро поднялся. Он был маленьким и немного сутулился.

– Быстро проходите туда, – сказал он. – Я присоединюсь к вам...

Юбер шагнул в дверь, находившуюся в глубине лавочки, а Голиаф подошел к витрине, чтобы посмотреть на улицу.

Юбер оказался в бедно обставленной кухне-столовой. Он взял стул и сел: силы его были на исходе. Пришел маленький человечек:

– Что я могу для вас сделать?

– Переправить меня в Афганистан.

Сапожник пристально посмотрел на форму, потом на опухшее лицо Юбера.

– У вас были неприятности?

– Этой ночью меня арестовали и измордовали в здании МВД. Я смог убежать из медчасти, позаимствовав эту форму.

– Они обнаружили ваше бегство?

– Почти сразу, нет никаких сомнений. В данный момент они должны идти по моим следам.

"Голиаф" поморщился.

– Это очень неприятно.

У входной двери зазвонил колокольчик. Юбер быстро отодвинулся, чтобы его не заметили из лавочки, когда сапожник открывал дверь в нее.

"Голиаф" отсутствовал минут пять. Когда он вернулся, его лицо выглядело очень озабоченным.

– Люди уже знают, что был побег из здания МВД. Повсюду расставлены посты.

– Это нормально.

Маленький человечек снял очки, чтобы протереть стекла, и этот жест напомнил Юберу мистера Смита.

– Вас надо будет спрятать на несколько дней. Было бы безумием покидать город в таких условиях. У вас нет ни одного шанса прорваться. Способ, которым вы убежали, заденет их за живое, и я могу вам гарантировать, что они приложат все усилия, чтобы схватить вас.

Юбер об этом догадывался, но перспектива прятаться, оставаясь в этом городе еще некоторое время, совершенно ему не нравилась.

– Действительно нет никакого способа действовать по-другому?

– Хотите попытаться в одиночку? – отозвался маленький человечек. – Направление на юг вам известно, это туда. Но на меня не рассчитывайте.

– Хорошо, – сдался Юбер, – я сделаю все так, как вы считаете нужным.

"Голиаф" показал на дверь в глубине комнаты.

– Заходите туда. Это моя спальня. Там вы и спрячетесь.

Юбер нахмурил брови.

– Этого будет достаточно?

– Лучшего я вам предложить не могу, к сожалению. Я рискую так же, как и вы.

– Простите.

– Снимите эту форму. Я достану вам другую одежду. Теперь идите в ту комнату. Мы поговорим более серьезно сегодня вечером. Мое слишком долгое отсутствие в лавочке может привлечь внимание.

Он вернулся в мастерскую, а Юбер прошел в соседнюю комнату. Ставни были закрыты, в комнате царил полумрак и стоял неприятный запах. Юбер с сожалением вспомнил о безупречной чистоплотности шпетов.

Он снял форму, оказавшую ему такую большую услугу, бросился на кровать и почти сразу заснул.

9

Был вечер воскресенья. К этому времени Юбер прятался у маленького еврея-сапожника уже больше тридцати часов, и с него было больше, чем достаточно.

Его первой мыслью после побега было как можно скорее добраться до Афганистана, чтобы затем вернуться в Вашингтон. Ему казалось, что дело провалилось, и поправить уже ничего нельзя.

Выспавшись, он посмотрел на вещи уже иначе. Монтелеоне стал причиной его ареста, но рассказал он не все. А молчал он потому, что боялся за самого себя. Юбер думал, что, шантажируя его, угрожая сунуть по горло в дерьмо, сможет заставить его раскаяться в своей вине.

Юбер размышлял над этим целый день. Милиция с остервенением ищет его, пускай. Были жуткие облавы у шпетов, подтверждавшие, что его по-прежнему принимали за немца; но они не могли обыскать в городе каждый дом, остановить каждого прохожего. Это было невозможно...