Несколько минут я переваривал эту новость, ежась от воды, капающей мне за шиворот. Хлюпанье и чавканье под ногами мешали сосредоточиться, уводили мысли в сторону. Еще с полчаса мы молча петляли в переплетении труб, и когда вода стала доходить нам до пояса, Холмс, который, как видно, с нетерпением ждал от меня восторженной похвалы, не выдержал и спросил:
– Послушайте, неужели вам не интересно, как я раскрыл это дело?
– А? Да, конечно, очень интересно, – спохватился я.
– Так вот, – торжественно начал Холмс, – дело оказалось на редкость простым. Как я выяснил, Грегори Блэквуд весьма порядочный человек. Его партнеры по бриджу, тоже весьма достойные люди, дали о нем самые лестные отзывы. Он живет по средствам, не пьет, по свидетельству Ллойда – аккуратен в работе, имеет приличный годовой доход и, как утверждают, даже крупные сбережения. Тогда зачем же, спрашивается, ему грабить своего родного брата? Теперь доктор. Этого господина зовут Мак-Кензи. О нем рассказывают потрясающие вещи: два месяца назад он нашел на дороге фунт стерлингов и, представьте себе, до сих пор ищет человека, который его потерял. Он не берет чаевых, бесплатно лечит…
– Послушайте, Холмс, – перебил я, – кажется, это мой фунт. Могу я получить его обратно у доктора Мак-Кензи?
– Разумеется, – уверенно ответил Холмс, – если, конечно, вы помните его номер. Короче, доктор тоже отпадает. Видите? Двое из троих отпадают. Я еще не привел ни одного факта, касающегося леди Гудгейт, как стало ясно, что она-то и есть преступница. Постойте-ка, мы, кажется, заблудились.
Трубу, по которой мы брели, преградила толстая металлическая решетка.
– Впрочем, я знаю это место. Мы просто немного отклонились от курса. Минуточку! – Холмс нырнул и через несколько секунд появился по ту сторону решетки. Течением его уносило куда-то в темноту.
– Сюда, Уотсон! – донеслось до меня. Я не обладал решимостью Холмса и судорожно вцепился в решетку. Она покачнулась и медленно рухнула. Дно ушло из-под ног, и меня понесло вслед за моим другом.
– Это происки Мориарти! – кричал Холмс, отплевываясь. – Даже после смерти он продолжает мстить мне! Уотсон, хватайтесь за что-нибудь – нас несет к водопаду!
Я нащупал ногу Холмса, схватился за нее и крепко зажмурил глаза. Внезапно я почувствовал, что поднимаюсь из пучины вод, и еще сильнее вцепился в ногу.
– Мы спасены! – услышал я голос моего друга и открыл глаза.
Мы висели футах в двадцати над ревущим водоворотом. Холмс крепко держался за скобу лестницы, поднимающейся вверх. В зубах у него был потайной фонарь. Я тоже ухватился за скобу и отпустил его ногу. Несколько минут мы, тяжело дыша, осматривались по сторонам.
Холмс задумался, еще раз огляделся по сторонам и уверенно сказал:
– От жажды мы не умрем, а без пищи здоровый человек может продержаться до трех недель. – Он скептически оглядел меня и добавил: – Или до двух. Итак, на чем мы остановились?
– На лестнице, – пробормотал я, стараясь не смотреть вниз.
– Я не об этом, Уотсон. Леди Гудгейт! Я навестил ее после второго завтрака. Эта выжившая из ума фурия не дала мне даже раскрыть рта. Она вбила себе в голову, что я стал на стезю порока, и мою душу необходимо спасти.
– Потрясающе! – воскликнул я. – Вы превзошли самого себя! Но скажите, кто были те джентльмены, которые гнались за вами?
Холмс замялся.
– Понимаете, – доверительно начал он, – я попытался избавиться от этих брошюр и предложил одному пожилому господину приобрести некоторые из них. Прочитав название первой: – это была книжка
Несколько минут мы молчали. Потом Холмс забормотал что-то про себя, отбивая ритм каблуком по скобам. Мою душу наполнили нехорошие предчувствия, и я с опасением взглянул на великого сыщика.
– Вы знаете, Уотсон, – проговорил он. – Мне сейчас в голову пришел великолепный верлибр. Вы только послушайте!..
На душе у меня сразу стало безнадежно тоскливо. Я даже подумал, что в воде было не так уж плохо, поскольку там в голову Холмса не приходило ничего великолепного.
– Верлибр номер двести шесть! – торжественно провозгласил он, обращаясь, по-видимому, к обитателям лондонской канализации. – Итак…