Наступает момент обдумать происшедшее и спросить себя, что будет дальше… Легкое колыхание занавеса…
М. С. Шмидт. Европейский театр (1811)Антракт
Антракт, по определению, есть прерывание сна.
Тревор М. Торлесс. Английский развлекательный театр (1867)Красота.
Один только ее вид порождает желание.
Алчное, горячее, всемогущее желание.
Но фигурка на сцене снимает напряжение одним лишь движением.
Старому профессору удивительно, что этого движения — поворота торса в противоположную сторону — оказалось достаточно, чтобы укротить его внезапную ярость.
Виолончель и фортепиано меланхолично продолжают наигрывать вальс, который его друг, русский композитор, только что прислал профессору в качестве первого плода из еще не написанного собрания.
Это красивый, ностальгический вальс. Для его премьеры профессору понадобилась именно эта балерина.
Теперь она разворачивает стул — единственный предмет на синей сцене, подсвеченной огнями рампы, — и, усевшись верхом, смотрит на профессора с безмерной печалью в ласковых голубых глазах.
Новый поворот, на сей раз вбок, и умелое перемещение тонких ножек, чтобы прикрыть бедром то, что иначе открылось бы напоказ, — ведь больше балерине прикрыться нечем.
Очередное движение маленькой дьяволицы (колени стоят на стуле), столь же мягкое, как и волны музыки, — оно таит в себе целый букет противоречивых посланий.
Я хочу тебя.
Я притворяюсь, что хочу тебя.
Я боюсь твоих прикосновений.
Я притворяюсь, что боюсь.
Экспозиция первой темы оканчивается с потрясающей четкостью, и маленькое тельце с курчавыми светлыми локонами медленно склоняется, точно закатное солнце.
В пустом театрике появляется еще один мужчина, он движется меж незанятых кресел к старому профессору — единственному зрителю, сидящему в первом ряду.
Вторая часть танца — как птица перед полетом.
Торс балерины поднимается, спина выгнута, она закрывает глаза и в следующее мгновение снова укрывается за собственным телом, разворачивая свой трон.
И в этот момент — вот она.
Красота.
Что она может знать? Что может она знать о красоте, которую воплощает?
Старый профессор сжимает челюсти.
Что может она знать о насилии?
Дрожащий от наслаждения профессор ощущает нечто, чего не в силах описать.
Это — по ту сторону от физических ощущений, по ту сторону от мужской плоти, которая неожиданно сделалась как скала, от крови, которая стремительно стучится в его сердце и будоражит каждую клеточку его тела.
По ту сторону бледности.
Старый профессор поднимается с кресла, охваченный возбуждением.