Этюды для левой руки (сборник)

А у местных здесь как: они ведь, как что-то неожиданное происходит дома, сразу говорят: «Пороблэно!» То есть кто-то наврочил. То есть сглазил. То есть позавидовал и тихонько, исподтишка, сделал пакость. Чтоб жизнь медом не казалась. После чего, кстати, принято у нас сочувствовать, жалеть и помогать.

Ну, как-то в чистый четверг, это перед Пасхой, вдруг заходит Грыгоровыч в свою чистенькую выбеленную кухоньку вечером, а там шорох. Как будто четыре солдата шумят. Грыгоровыч все на солдат меряет. Например, купил теще халат и говорит: мол, просторный халат, три солдата поместятся. И вот шорох этот – как будто четыре солдата шумят. Грыгоровыч, он не из трусливых вообще-то. Он сразу за кобуру. Ой, я же не сказала! Грыгоровыч старшиной на границе с Румынией, да. И там, на заставе, практически на краю света, этот самый свет тогда давали на два-три часа в сутки. Было такое время… Словом, шорох какой-то. Грыгоровыч – чу! – за кобуру: мол, щас ка-а-ак стрельну! И фонариком посветил, а эти твари, то есть, как Грыгоровыч сначала подумал, прыбульци (пришельцы, значит), крупные, не местные, вроде как американские даже, размером с жуков майских, усатые, с лакированными спинками, такие солидные, сидят нога на ногу и не очень-то боятся. И глазами светят. Как волки все равно. Неторопливые. Как у себя дома, в Америке. Обустроились. Обжились. Жрут уже что-то, чавкают. Чуть ли не курят.

Грыгоровыч через плечо жене строго:

– Лена! Откудова животные? Только ж все убрали, почистили, побелили.

А Лена заглянула в кухню и ну визжать:

– Та цэ ж пороблэно!

Да, у нас местные так и говорят, что именно в чистый четверг они, тараканы, и мигрируют. Если пороблэно. Да-да.

Год с ними промучились. Год! Никак вывести не могли. И химией морили, и тапочками кидались, и даже по-хорошему пытались – уговаривали. Грыгоровыч как-то под Новый год сел посреди кухни, ладони свои могучие сцепил между коленей и от всей души, как перед новобранцами, высказался довольно убедительно. И сильно. Не помогло. Тараканы плодились, ели, легко сдвигали крышки с кастрюль, пролезали в холодильник, освоили не только кухню, ванную, но и в комнаты стали заглядывать. Не жизнь, а «покой нам только снится». Кот перестал домой приходить. Стал изменять Грыгоровычу с соседом по дому, замполитом, туда спать ходил, там мышей стал ловить, ел там плотно, тарахтел животиком в долгие зимние вечера, создавая уют. Грыгоровыч уже и на Лену свою с подозрением поглядывал – сколько она выдержит и не уйдет ли следом за котом. От него и тараканов. А потом весной уже Лена, отчаявшись, к бабке сбегала на Мальву – есть место одно у нас загадочное, – сбегала туда, и бабка пошептала. И как раз в чистый четверг они, прыбульци, все вдруг организованно построились в колонну по четыре и ушли, громко топая и шурша. Побатальонно. Не так, как в анекдоте, помните: «Хозяин шутит!..»

А через неделю вдруг сосед по дому, с первого этажа (там, на заставе, все офицеры с семьями в одном доме двухэтажном жили), лейтенант молодой Вася, еще даже не женатый – а кто ж за ним в глушь поедет, правильно? – рассказывает утром, славный такой. Откуда-то из России он был, Вася этот. Говорит, что он утром на кухню, а та-а-ам шурши-и-ит… Говорит Вася:

– Тра-а-аканы сидя-а-ат. А-а-агромныя! И кушть просьт.

Так Вася смешно разговаривал. Потому что из России откуда-то. Например: «Да-ай двац ка-апейк». Или вот: «Кушть». Да. Грыгоровыч своим, местным, всем потом Васю переводил: мол, сыдять воны, тарганы, и чекають йисты.

И Грыгоровыч ему честно сказал:

– Это, Вася, тебе пороблэно!

Только не сказал кем.

Ну потом они, тараканы, и вовсе исчезли. Потому что им, наверное, некомфортно здесь у нас, на Земле, стало жить.

Сейф для Граппы

Наш городок принадлежал раньше Австро-Венгрии. И у нас много чего австрийского в наследство осталось. А если австрийцы что делали, то на века. Стояли и будут стоять австрийские дома, а в высоких шикарных квартирах продолжает жить и функционировать такая модная сейчас винтажная сантехника и мебель, ну пусть чуть отреставрированная, чуть подремонтированная. Есть одно учреждение у нас, довольно солидное, богатое, но неприметное. Хотя смотря для кого. Слава о нем, об этом учреждении, существующем уже неполных три века, ну хорошо, два с хвостиком, слава о нем такая, что, сколько его ни пытались ограбить, сколько налетов ни делали, сколько ни вскрывали по ночам – ничего не получалось. А все почему? А потому, что там в углу сейф. И славился он, этот вроде не примечательный ничем, но довольно элегантный сейф тем, что за два века никто не смог его ни вскрыть, ни тем более унести.

Вот что я вам скажу: если швейцарцы славились своими часами, то австрийцы – да, своими сейфами. Сейф этот был австрийский.