Этюды любви и ненависти

Даром это вмешательство светлейшего князя в "грязную историю" не прошло. О появлении 23 апреля 1862 г. адъютанта на квартире критика тотчас донес агент тайной полиции. За Чернышевским, кстати сказать, следил "великий русский сыщик" И.Д. Путилин) (см.: Там же. С. 114. Примеч.). Должность генерал-губернатора была ликвидирована, и ни одно письмо Чернышевского к князю Италийскому в руки не попало… Отстранение генерал-губернатора от дела Чернышевского его по-настоящему травмировало, он протестовал, но, естественно, безуспешно. Письма не доходили до адресата, но зато аккуратно подшивались к делу (Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. XIV. С. 837). А если бы К.П. Кауфман смог прочитать письма Чернышевского к Суворову, то многое понял бы, в частности, что юридически невиновный человек предлагал правительству с честью выйти из тупика, не поддаваясь соблазнам фальсификации (см., например, письмо к Суворову от 7 февраля 1863 г.):

Ваша светлость. Я обращаюсь к Вам как человеку, в котором соединяются два качества, очень редкие между нашими правительственными лицами: здравый смысл и знание правительственных интересов. Моя судьба имеет некоторую важность для репутации правительства. Она поручена людям (членам следственной комиссии), действия которых показывают тупость ума или всех их или большинства их – говорю прямо, потому что это мое письмо ведь не для печати. Для меня жизненный вопрос, а для репутации правительства не ничтожное дело, чтобы на мою судьбу обратил внимание человек, могущий здраво судить о правительственных интересах, каким я знаю вашу светлость.

Мои желания очень умеренны. Я могу указать средства, которыми правительство может их исполнить с честью для себя, нисколько не принимая вида, что делают мне уступку, нет, вид будет только тот, что оно узнало ошибку некоторых мелких чиновников и, как скоро узнало, благородно исправило ее.

Это объяснение гораздо удобнее было бы сделать изустно, чем письменно: в разговоре всякие недоумения с той или иной стороны тотчас же могут быть устранены. Потому я прошу вашу светлость навестить меня. Но если Вы не имеете времени исполнить эту просьбу, я прошу у Вас разрешения писать к Вам, но лично к Вам и только к Вам, потому что, как я сказал, я только в Вас вижу качества, какие нужны государственному человеку для здравого понимания государственных интересов и выгод правительства.

С истинным уважением имею честь быть вашей светлости покорнейшим слугою.

Н.Г. Чернышевский (Там же. С. 470-471).

Это письмо делает честь государственному уму Чернышевского, увы, не востребованному правительством. Где-то глухо упоминается о плане послать Чернышевского в заграничную командировку по линии министерства просвещения. Но этот прожект остался неосуществленным, вероятно, из-за противоборства Авраама Норова, министра просвещения, "забраковавшего" диссертацию Чернышевского и заморозившего присвоение ему звания кандидата чуть ли не на четыре года. Добавлю от себя, что это была не эфемерная возможность приспособить взгляды революционера к практической деятельности. Все русские демократы и националы страдали одной общей болезнью – болезнью русской исключительности. Русский мессианизм в равной степени был присущ Тютчеву, Аксакову и Достоевскому, Герцену и Чернышевскому (см. об этом: Каменев Юр. Об А.И. Герцене и Н.Г. Чернышевском.

Пг., 1916. С. 15-17). Правда, автор статьи Лев Борисович Каменев утверждает, что мессианство Бердяевых, Булгаковых, Струве и Трубецких и мессианство Герцена и Чернышевского не одно и то же. Я уже писал о светлейшем князе А.А. Суворове, либерализм которого осудил Федор Тютчев:

Туманный внук воинственного деда,

Простите нам, наш симпатичный князь,

Что русского честим мы людоеда,

Мы, русские, Европы неспросясь!.. 1863 г.

Дело в том, что Суворов наотрез отказался подписать адрес в честь душителя Польши Муравьева, заявив: "Я людоедов не чествую!" Эта фраза враз облетела столицу (Чуковский К.И. Поэт и палач (Некрасов и Муравьев). Пг., 1922. С. 14). И это понятно: Александр Аркадьевич за время своего генерал-губернаторства не подписал ни единого смертного приговорах (курсив мой. – С. Д.).

О самоубийстве Николая I сказано современником: "Причина смерти Николая не осталась тайной. Рассказывают, что, позвав своего лейб-медика Мандта, Николай велел ему прописать порошок. Мандт исполнил. Николай принял. Но, когда порошок начал действовать, Николай спросил противоядие, Мандт молча поклонился и развел отрицательно руками… Народная молва заговорила об отравлении сейчас же после смерти Николая, и, конечно, Мандт поступил благоразумно, удрав за границу" (Цит. по: Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания: В 2 т. М., 1967.

Т. 1. С. 234-235; см. там же о попытке самоубийства Николая в присутствии доктора М.М. Мандта, С. 74).