Этюды любви и ненависти

Характерная для Давида принципиальность привела к тому, что, рассорившись с "Наукой", он лишился возможности продавать книгу через "Академкнигу", ее продавали в Литературном музее и в… церквах. Вместе с тем, по словам Давида, кем-то был напечатан дополнительный тираж. В людных местах Москвы "некто" с рупором предлагал купить новую книгу, содержащую сенсационную информацию о "Протоколах".

К машине "некто" выстраивалась очередь – и несколько десятков книг распродавалось…

Благодаря Давиду у меня завязалась переписка с жившим в Париже знаменитым историком Леоном Поляковым (к Давиду он относился с большим пиететом). Одно время Поляков звонил мне по несколько раз в неделю, подвергая "обстрелу" разные идеи.

Прошло немного времени и Давид стал убеждать меня в необходимости писать очередную книгу. Убедил – и начал очень активно помогать. Ходил в музей Л.Н.

Толстого, где был единственным посетителем (Толстого сейчас не читают), и копировал нужные мне материалы. Оказалось, что до меня трудами и перепиской Тимофея Бондарева* с Толстым интересовался ныне покойный Александр Ильич Клибанов (по слорам Черняховского, он собирался написать рецензию на "Историю одного мифа", но не успел).

***

* См.: Дудаков С.Ю. Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России.

М., 2000. Очерк 3. С. 91-218.

***

Как раз в это время в Москве вышло в свет позарез мне необходимое репринтное издание Полного собрания сочинений Толстого в 91-м томе. За восемь месяцев Давид переслал мне все тома – (царский подарок!), безжалостно "эксплуатируя" своих пациентов, наезжавших в Израиль: это была их "партийная нагрузка". Тома посылал с "хитрецой", начав с последних – в них переписка Толстого, мой основной источник. Теперь, подходя к книжным полкам, я всякий раз с благодарностью вспоминаю ушедшего друга… и, как писал Давид Самойлов, "зарастаю памятью, как лесом зарастает пустошь".

Тогда же я отказался от пишущей машинки и сел за компьютер, правда примитивный, напоминавший скорее улучшенный вариант "Ундервуда". Будучи человеком рассеянным, я несколько раз "стирал" написанное, а восстановить текст по своей безалаберности не мог. План новой книги созрел давно, а вот заставить себя работать было трудно. Но постоянные звонки Давида расслабляться не позволяли. К осени 1999 г. я написал более 1000 страниц. Давид позвонил в октябре от сына Юры из Хайфы и сказал, что ко мне не приедет, так как очень страдает от астмы, боится приступов и просит приехать к нему в Нагарию. Моему удивлению не было предела: чтобы Давид не приехал в Иерусалим и не пошел к Стене Плача или Гробу Господню? Странно…

Скоро все прояснилось. Я приехал к нему в Нагарию и был потрясен: он еле стоял на ногах, от него осталась тень. Юра, работающий в одной из лучших клиник Израиля – больнице Рамбам, возил туда отца на обследование. Давиду это не нравилось. Он не понимал иврита… Он рвался назад в Москву, в привычные условия.

Уговоры сына, мольбы жен – Алеси и первой Инны Юрьевны – не помогали.

Он прочел длиннющую машинопись (1000 страниц) и в общем ее одобрил. В последний раз я видел Давида в аэропорту Лод. Он попросил инвалидное кресло, в которое его с трудом усадили, потом мы довезли его до разрешенного места. Обнялись. Никто из провожающих не подозревал всей тяжести его болезни, тем паче скорого конца…

Поначалу мы перезванивались, посылали друг другу факсы, один я привожу:

Дорогой Савва!

Подробный перечень вопросов, вероятно, пришлю через неделю. Пока что выяснилось, что в книге 40 печатных листов (т. е. это большая книга). Тем не менее Ольга Борисовна Константинова высказала пожелание, чтобы Вы, Савва, расширили страниц на 10 главу о Соловьеве. Говорит, во-первых, что автор кое-что знает о Соловьеве, во-вторых, это ликвидирует непропорцию, возникшую в результате того, что глава о Бондареве – по существу монография. Можете ли Вы выдать желаемые (неясно) страницы? Обнимаем Инну. Давид и Алеся.

И далее – вопросы и уточнения по редактируемому тексту:

1. Его Превосходительству генералу Князю Дондукову-Рукосуеву. Ваше Превосходительство, Светлейший Князь!

Давече изволили, Ваше превосходительство, высказаться справедливо, что не княжеское это дело каждую книгу проверять, на что тогда Бог создал писарей?

Мудрость Вашего Превосходительства неоспорима (неясно). Дозвольте только заметить, что писаря, неграмотно говорящие, и в похмелье неблагонадежные. В худом состоянии – ибо сказано в Писании, не всякому Савелию веселое похмелие – они такой дерзости понапишут, что страху наберешься читаючи. Для примеру если… (неясно) что они, крапивное семя, зная Ваше Превосходительство как природного, урожденного Рукосуева могли назвать (неясно) Вашу Светлость запросто кн.

Дондуковым… или (неясно) обозвать, якобы по невежеству, Дудаковым.

Теперь об их клеветах в означенной писульке (даже в двух):