Этюды о моде и стиле

Это была единственная яхта, на которой еще развевался Андреевский флаг, она стояла на причале вблизи дворца Долмабахче. Судьба ее таинственна и трагична. Вот как вспоминает князь Долгорукий: «Кажется, в августе 1921 года итальянский торговый пароход, шедший из большевистского Батума, среди бела дня круто повернул с фарватера широкого в этом месте Босфора и, направившись прямо на «Лукулл», стоявший близ берега на постоянной стоянке русского стационара, перерезал его пополам и, не остановившись, прошел к Константинополю. Немногочисленные люди, бывшие на борту, спаслись, кроме дежурного мичмана Сапунова. Так опустился в воду последний Андреевский флаг, развевавшийся на Босфоре. Баронесса Врангель потеряла последние свои драгоценности».

Турецкая монархия доживала свой век. Сам султан жил узником в «Ильдиз-Киоске». Положение и само дальнейшее пребывание огромного числа русских беженцев в оккупированном Антантой Константинополе находилось под вопросом. К тому же кончались последние деньги. Александр Вертинский в своей книге «Записки русского Пьеро» писал: «Положение женщин было лучше, чем мужчин. Турки вообще от них потеряли головы. Наши голубоглазые, светловолосые красавицы для них, привыкших к своим смуглым восточным повелительницам, показались ангелами, райскими гуриями, женщинами с другой планеты. Разводы сыпались, как из рога изобилия».

Отчаявшиеся турецкие жены, собрав подписи, даже подали петицию коменданту Константинополя полковнику Максвельду с требованием выселить русских женщин. В связи с этим следует напомнить тот факт, что вместе с эвакуировавшейся Добровольческой армией барона Врангеля в Константинополе оказались в большом количестве девушки из домов терпимости Петрограда, Москвы, Киева и Одессы. Часто они выдавали себя за жен офицеров или «аристократок», бросая тем самым тень на всех русских женщин.

Как бы то ни было, к 1922–1923 годам русская эмиграция из Константинополя стала постепенно разъезжаться. Изможденную армию перевели из Галлиполи в Болгарию, и русский Константинополь опустел. Остались лишь те, кто нашел хорошую работу, и вышедшие замуж за турок женщины. Предприимчивые люди из остатков русской эмиграции открыли в 1930 году фешенебельный ресторан «Режанс». До сих пор вы можете там отведать отменного борща, заказать шашлык и незабываемую утку. Регент русской церкви Петров организовал знаменитый балалаечный оркестр, а оставшийся басом в церковном хоре театральный декоратор Николай Перов расписал фресками Андреевскую церковь, находящуюся на последнем этаже русского постоялого дома на улице Мумхане. Фрески эти, слегка напоминающие стиль Михаила Нестерова, показывают мастерство и талант малоизвестного русского театрального живописца. Одна из дочерей известной русской «немой музы» Веры Холодной — Евгения Холодная была одно время регентшей этой церкви.

Русское кладбище Константинополя находится рядом с греческим. Там стоит изящно облицованная плитками часовенка, построенная в 1920 году. Надпись на фасаде гласит: «Души их во благих водворятся».

Кабаре, кабаре… Людмила Лопато и другие

Странно теперь так думать, но самой прочной связью между русской эмиграцией XX века и «исторической родиной» были не западные радиостанции, вещавшие на СССР, не «тамиздат», чудом проникавший в страну, и даже не память людей старших поколений, сохранявших в душе образ своей родины, но — песня. Чаще всего — салонная и даже ресторанная, «кабацкая».

Как ни был тяжел и прочен железный занавес слухи о русских кабаре — иначе говоря, о ресторанной песне за границей — не только доходили до ушей советских обывателей, но и обрастали попутно ворохом всевозможных небылиц. Само словосочетание «эмигрантская песня» стало более чем устойчивым, и, несмотря на все запреты, советские люди на своих кухнях на протяжении долгих лет перепевали «с чужого голоса» ставшие классическими куплеты о дочери камергера, институтке, обернувшейся в Париже «черной молью и летучей мышью», и о звоне колоколов над Москвой златоглавой.

Живя в СССР, мы не знали ни имен легендарных эмигрантских певцов, ни всего их таинственного и заманчивого репертуара, но слышали, что где-то там, далеко, в русских ресторанах-кабаре Константинополя, Парижа и Нью-Йорка, идет кутеж, сопровождаемый цыганами, слезами и шампанским. Не имея реального представления о заграничной жизни, мы на протяжении трех четвертей последнего столетия черпали сведения о том, как живут за пределами России миллионы наших соотечественников, из песенного фольклора.

Переломным моментом в расширении наших знаний о ресторанно-кабаретной жизни эмиграции стала Вторая мировая война. В значительной мере связанное с ней появление на нашем горизонте двух знаменитых русских певцов кабаретного жанра в 1940-е годы сыграло огромную роль в знакомстве всей страны с эмигрантским ресторанным репертуаром.