Этюды о природе человека

Не лучше справляется мой критик с задачей, когда дело касается не теории, а вопроса, имеющего практическое применение. По поводу моих указаний об употреблении в пищу молочнокислых бактерий для воспрепятствования кишечному гниению он постоянно колет мне глаза утверждением, будто я всем и каждому советую есть «простоквашу», и делаю это потому, что я «увлекся случайно попавшим ему на глаза пищевым веществом» (стр. 138). В действительности же я, наоборот, предостерегаю от продолжительного употребления простокваши, так как в ней, кроме полезных молочнокислых, встречаются подчас и посторонние нежелательные микробы. Для избежания последних я советую принимать чистые молочнокислые культуры в прокипяченном молоке или в стерилизованном солодовом отваре. Далее, несмотря на то что я подробно объясняю, почему я даю такой совет, мой критик утверждает, что «простоквашу» можно заменить другими такими же веществами, ни в чем ей «не уступающими», например «сырыми фруктами, сидром, квасом, уксусом, даже легким вином» (стр. 138). Но ведь, как я это достаточно развил в своих сочинениях, вопрос не в том, чтобы поглощать кислоты, так как они, в том числе и молочная, всасываются ранее, чем дойти до толстых кишок, где именно они и нужны для противодействия гнилостным бактериям. Поэтому я советую поглощать живыми молочнокислые бактерии, которые проникают в толстые кишки, живут в них и мешают гниению. Правда, что мой критик и тут находит повод к возражениям. Он говорит, что «неизвестно еще, в каком виде доходят молочные бациллы… до кишок». «Не погибают ли в желудке сами?» (стр. 137). Тут опять невнимание и небрежное отношение. Я достаточно привел доказательств того, что молочнокислые бактерии безнаказанно проходят через желудок и встречаются живыми в содержимом толстых кишок. Факт этот был подтвержден с тех пор несколькими исследователями. Сомнений в его действительности быть не должно.

Итак, вся критика моего лечения молочнокислыми бактериями разрушается вполне. Но если г-н Толстой так легко впадает в заблуждение по поводу столь простых и определенных вопросов, то что же должно быть относительно задач более трудных и сложных! И в самом деле, во всем, что касается более гипотетических частей моих сочинений, ошибки моего критика еще многочисленнее. По его мнению, мой «этический очерк представляет собой довольно запутанный сбор недодуманных мыслей, недоказанных утверждений и неудачно выбранных примеров» (стр. 169). Я охотно возвращаю моему критику эту лестную для меня характеристику. Посмотрим, насколько додуманы его собственные мысли и доказаны его утверждения. Г-н Толстой решает, что, по моему мнению, «природа никаких целей и намерений не имеет» (стр. 180). Я нигде, никогда ничего подобного не говорил и не думал. У меня сказано ясно для всякого внимательного читателя: «Не имея понятия ни о целях, ни о „мотивах“ природы, я никогда не становился на метафизическую точку зрения. Я не знаю, имеет ли природа какой бы то ни было идеал и отвечает ли ему появление человека на Земле» (стр. 275 русского издания «Этюдов оптимизма»). И далее: «Я так мало убежден в существовании каких-нибудь предначертаний природы для превращения наших бедствий в блага и дисгармоний в гармонии, что нисколько не удивился бы, если бы идеал этот никогда не был достигнут» (стр. 276). Это значит, что я не считаю возможным проникнуть в область непознаваемого и оставляю ее в стороне, Я не убежден в наличности целей природы и не знаю, существуют ли они или нет, и если существуют, то каковы они. Следовательно, я не утверждаю и не имею никакой возможности утверждать, что природа не имеет целей, равно как и того, что она их имеет. Я не знаю ни того, ни другого.