Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди

— Греки утверждают, что в споре рождается истина. Но я бы добавил — лишь тогда, когда спорящие равны во всем, особенно в желании слушать.

— Ты плохой раб, — повторил Плиний Старший, устраиваясь рядом с племянником и принимая из его рук кубок с вином. — Но ты умный человек. А ум надо уважать. Поэтому я не стану наказывать тебя за строптивость. Повременю. Иди! Я хочу отдохнуть.

Иудей поклонился и удалился, не разгибая спины.

Плиний Младший восхищенно смотрел на дядю. Сколько достоинства! Когда-нибудь и он тоже сможет говорить так же веско, непререкаемо. Но для этого мало принадлежности к знатному роду, для этого нужны знания, потому что лишь осмысление наследия прошлого и постижение законов настоящего дает человеку такую уверенность в себе. И потому — надо учиться, терпеть поучения этого раба, смиряться и, будто поднятая пловцами с морского дна губка, впитывать, впитывать…

Плиний Старший между тем осушил кубок и хлопнул в ладоши. Тут же в саду появились рабыни с кувшинами. Скинув сандалии и жмурясь от удовольствия, римляне подставили ноги под струи прохладной воды, настоянной на листьях мяты. Потом они отведали жареного барашка, запивая мясо вином. И уснули.

Явление

Тасций смотрел вверх, и арах охватывал его. Облако дыма продолжало тянуться к небу, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах. И еще оно меняло форму, все более напоминая пинию: вот искривленный ствол, а вот спутанные ветви раскидистой кроны… И еще оно меняло цвет: прежде белое, теперь оно покрылось грязными пятнами.

— Это пожар, — сказал утром Тасций своей супруге Ректине, когда та привлекла его внимание к появившемуся над Везувием облаку.

Он знал, что на самой вершине горы есть огромная впадина, заросшая прекрасным нетронутым лесом. И впрямь, какой смысл рубить деревья, если их все равно невозможно поднять по отвесным склонам? И даже если удастся, как потом спустить стволы к подножию горы?

— Это горит сосновый лес, — пояснил Тасций, видя, что супруга не удовлетворена его краткостью.

— Кому понадобилось поджигать его? — пожала плечами Ректина.

Этот вопрос терзаемый сомнениями Тасций оставил без ответа, потому что ответа у него не было…

Сейчас, через несколько часов, он уже не сомневался, что ошибся в своем предположении. Нет, это горят не деревья. Скорее это похоже на грязный дым над кузницей.

— Это похоже… — начал он и не успел договорить.

Оглушительный раскат грома потряс беломраморные стены виллы, заставил испуганно присесть ее обитателей.

Тасций осторожно скосил глаза. Сосна, растущая над Везувием, стала черной у комля. И она продолжала увеличиваться! Ее «ветви» жадно тянулись в стороны, закрывая солнце и бездонное синее небо.

Неожиданно поднялся ветер. Он был обжигающим и… грязным.

Тасций посмотрел на свои руки. Они были в пепле!

— Надо бежать! — прошептала Ректина.

— Как?

За мгновение до этого Тасций увидел, как несколько огромных валунов, скатившись по склону, завалили единственную дорогу, ведущую к вилле.

— Как?!

— Пошли кого-нибудь к Плинию морем. Он твой друг. Под его началом целый флот. Он должен спасти нас!

— Хорошо, — сказал Тасций и направился во внутренние покои.

Но тут земля вдруг ушла у него из-под ног. Тасций взмахнул руками и упал. Головой он ударился о край домашнего алтаря. Хлынула кровь. Смешиваясь с пеплом, она из красной тут же становилась черной.

Ректина кинулась к мужу, склонилась над ним и закричала.

Решение

— Тасций погиб, — сказал Плиний Старший, отбрасывая свиток. — Его супруга Ректина просит спасти ее. Ты поедешь со мной?

Плиний Младший отвел глаза.

— Лучше я останусь здесь. Не беспокойся, я смогу позаботиться о твоей сестре, своей матери.

— Хорошо, — едва заметно улыбнулся Плиний Старший. — Оставайся. Исаак!

— Я здесь, господин, — отозвался иудей.

— Ты будешь сопровождать меня. Твои знания могут оказаться полезны.

— Корабли готовы, — сказал вбежавший на террасу легионер.

Вскоре несколько галер, которые еще с утра по распоряжению командующего флотом начали готовить к отплытию, вышли в море. Надсмотрщики били в барабаны, все убыстряя темп; гребцы, обливаясь потом, изо всех сил налегали на весла.

Дышать было тяжело. Пепел валил все гуще, окрашивая море в серый цвет. Потом на палубы квадрирем стали сыпаться куски пемзы и черные каменные шарики — лапилли. Они были легкими, но настолько раскаленными, что, если падали на открытую кожу, на этом месте тут же вздувался пузырь от ожога. Люди кричали от нестерпимой боли и сметали лапилли за борт, опасаясь, что просушенные до звона корабельные доски вспыхнут, и тогда их уже ничто не спасет.

Прикрывшись щитом, Плиний Старший отдавал приказания, являя собой пример настоящего воина.

Кормчие на рулевых веслах с трудом справлялись с управлением. Волнение усиливалось, причем волны, высота которых становилась все больше, катились в разные стороны. Сталкиваясь, они взметали к небу грязные брызги.