Этна

— Да, — сказал я замороженно. — Ну, не вижу для себя проблем. Надо, что ли, сказать Альфредо.

— Я сам скажу, — пообещал он.

* * *

Вот так.

Что она тут делает, эта женщина с севера, которая явно особыми знаниями в виноделии не обладает? Здесь же все местные или люди с дипломами из Милана.

— А вот вы попробуйте, — сказал мне однажды Альфредо, — взять на работу сюда кого-то не то что с севера, а хоть из Мессины по ту сторону пролива. Все крестьяне считают свои места сборщиков урожая наследственным владением. Устраивают сюда детей. Русский — тут у них вопросов нет, это что-то не из их мира. Значит, нужен зачем-то именно русский. А вот все прочие…

Что я вообще про нее знаю: что есть ее знакомые музыканты, которые сюда приезжали что-то писать. И запомнилась одна странная фраза, которую она однажды произнесла, уча меня итальянскому:

— Я — донна фугата. Это значит — убегающая женщина. Запоминай: фуга, то есть бег…

И всё бы было хорошо, если бы она не убежала сюда одновременно — и даже заранее — с историческим моментом, когда из погребов достали для первой дегустации «Этну».

Итак, все-таки, как и три года назад, это рейдеры? Хотят отнять у Альфредо хозяйство? И неплохое. Три с половиной миллиона бутылок в год — это ровно в десять раз меньше, чем у Мигеля Торо. Но немало. Двести постоянных работников, двадцать шесть вин и две граппы. Это деньги.

Да, они вот так работали три года назад. Создавали на ровном месте какую-то дрянную историю, связанную с хозяйством и его репутацией. В тот раз было отравление дегустатора. Как просто: человек умирает прямо на дегустации, и акции или доходы хозяйства идут вниз. Можно брать его голыми руками, за гроши.

А сейчас — что? Может, следить за руками всех гостей, бразильских и датских, чтобы не подсыпали крысиного яда? Дежурить ночью? Ерунда, Мать Мария с ее носом унюхает яд мгновенно.

Или тут не бизнес, а очень большая политика? Этак ведь можно свихнуться.

Нет, ребята, так не работают. Работают начиная с фактов. А у меня их как раз мало.

А что у меня есть? Вот появилась мысль: надо срочно вспомнить все, что произошло со мной за последнее время. Что-то необычное было. Ведь было же.

Черные камни

На следующий день у нас продолжали идти по программе те самые трое датчан Джоззи и две мои замечательные бразильянки, командой.

Это удобно, во-первых, потому, что устраивать дегустацию для двух человек — значит зря переводить вино, целых шесть бутылок. Не то чтобы в винных хозяйствах к этому не привыкли, но все же — это вино. Даже пусть оставшееся и используют потом для приготовления соусов, все для той же компании гостей. Так что датчане на такой дегустации вчера оказались очень даже кстати.

А во-вторых, у нас принято, что своих подопечных мы возим на своих же — то есть выданных нам — машинах (для того в том числе и выдавали). Но тут есть странное исключение — опять эта странность! — в виде Джоззи с ее мотоциклом.

И если бы сегодня у нас гостили только бразильянки, то на меня косо бы посмотрели, когда я пошел бы выклянчивать у кого-то машину. Поцарапал? Ну и что? Это твои проблемы, когда и как тебе ставить твоего белого жеребца на ремонт. Но в любом случае не накануне приезда твоих гостей.

А тут Джоззи и почему-то положенный ей микроавтобус вобрали всю команду, и мне даже не нужно было браться за руль, при автобусе есть шофер.

Наш наклонный мир необычен — мы сейчас поднялись всего-то метров на двести (если считать вертикально, над уровнем моря), оказавшись почти над нашей кантиной, а тут уже всё другое. Другая страна. Страна черных и бурых красок.

Гьяйя нера. Черный камень. Вулканический камень, какого не найдешь нигде в мире, кроме как у таких же урчащих кратеров.

Он сухо и ломко хрустит под ногами, режет обувь, всем нашим подопечным было сказано: идти в спортивных тапках. Вот мы и видим сейчас душераздирающее зрелище — мои милые Америнда и Дарки всё в тех же эффектных белых одеждах, но где так необходимые им для ансамбля туфли на каблуках? Вместо таковых — только что бывшие белыми кроссовки, в которых они просто не умеют ходить, переступают как на подставках.

Ну, это все равно на вид лучше, чем сапоги хозяина этих мест Доминика. Кажется, он нашел где-то склад поношенного армейского имущества, потому что все его сапоги режутся этими черными камнями напрочь и долго не живут, но как бы возрождаются из вулканического пепла вновь и вновь.

Америнда и Дарки посматривают на эти его шнурованные штуки на ребристой толстой подошве с любопытством, еще не понимая, что здешняя местность угрожает и их обуви.

А я посматриваю на их сегодняшний наряд с несколько иным чувством. У Дарки сейчас отскочат здоровенные пуговицы, уже отчаявшиеся, кажется, сдерживать темную и, видимо, совсем не мягкую грудь. Веснушчатый бюст Америнды никуда не выскакивает, зато виден сквозь полупрозрачную ткань практически полностью. А такие же веснушчатые бедра над ее спущенными ниже низкого белыми брюками мешают мне думать.