Читаем Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии полностью

Итак, в данной книге используются два различных понятия — этнонация или этнос, с одной стороны, и политическая нация или просто нация, отличная от этноса, — с другой. Далее мы выделяем две разновидности политической нации — этатистскую (государственническую) и гражданскую, или нацию граждан, основанную на идее народного суверенитета и политического участия. Мы также предлагаем различать этнический и национальный виды мобилизации. Первый вид мобилизации связан с этнической идентичностью и солидарностью и обладает рядом свойств, которые анализируются нами на основе теории «социальных границ» Фредрика Барта[21]. Национальная же мобилизация опирается на гражданскую или этатистскую (государственническую) идентичность и на политические факторы активизации коллективных общностей. Например, национальная мобилизация в ходе войны может охватывать людей с разной этнической идентичностью. В книге ставится задача проанализировать особенности обеих разновидностей мобилизации в зависимости от типа политической культуры, сложившейся у разных народов к настоящему времени в тех или иных регионах страны. Мы также различаем разные типы национализма — этнический и гражданский (хотя на практике они зачастую переплетаются), и применительно к российскому контексту солидарны в этом с позицией выдающегося этносоциолога Л. М. Дробижевой[22].

Об устойчивых особенностях этнополитических условий в России, феномене многосоставного государства и его разновидностях

Некоторые исследователи предлагают называть Россию многосоставным государством, с точки зрения типа государственного устройства, который сложился во времена, когда она была основой Российской империи, сохранялся в Советском Союзе и существует в нынешней Российской Федерации[23]. Эта дефиниция представляется нам информативной, удобной для описания российского типа государственного устройства, характеризующегося не только высокой этнической мозаичностью (почти две сотни народов проживают в России, так же как и в СССР по переписи 1926 года[24]), но и наличием исторически сложившихся этнических территорий, за некоторыми из которых закреплен особый административный статус национально-территориальных автономий. Концепт сложносоставного государства применим ко всем политиям с ярко выраженными этнотерриториальными автономиями, даже в тех случаях, когда на долю одного из народов, этнического большинства страны, приходится свыше 80 % численности населения (доля русских в России) или даже свыше 90 % (доля ханьцев в Китае). И в этих случаях у всех многосоставных государств проявляется однотипная проблема — проблема поддержания территориальной целостности страны в случаях, когда у населения автономий формируются сепаратистские настроения. Понятно, что такая специфика сложносоставных государств обусловливает сходство целей государственной этнонациональной политики.

Нельзя сказать, что исследователи этнополитических процессов не обращали внимания на специфику России как сложносоставного государства (хотя и не всегда называли ее так), однако сложились определенные диспропорции в преимущественном анализе лишь одной из разновидностей государств этого типа, а именно имперских государств. При этом внимание многих исследователей было приковано в основном к «гибели империй», к анализу причин их дезинтеграции и к изучению причин автономизации и национального самоопределения[25]. Сама «гибель империи» чаще всего сводилась к упрощенному предположению о том, что их распад является прямым ответом на имперское угнетение «малых народов». Понятно, что эта гипотеза неадекватно отражает реальную ситуацию распада как Российской империи в 1917–1918 годах, так и Советского Союза в 1990–1991‐м, хотя бы потому, что первыми из этих составных государств вышли отнюдь не самые угнетаемые сообщества. Примером служат Финляндия в начале прошлого века и Балтийские республики (Латвия, Литва и Эстония) в начале 1990‐х годов, представлявшие собой наиболее развитые как в экономическом, так и в социально-культурном отношении этнические территории составного государства. В политологической литературе крайне редко анализировался факт чрезвычайной исторической устойчивости империй, которые до своего распада успевали просуществовать века, а иногда и тысячелетия.

В данной книге мы сосредоточиваем внимание не столько на «гибели империи», сколько на высокой исторической устойчивости некоторых свойств составных государств имперского типа. Мы исходим из того, что современная Россия является сложносоставным государством, в устройстве которого переплетены федеративные и имперские черты и элементы. Соотношение этих черт подвижно и меняется не только в длительной исторической перспективе, но и на протяжении постсоветского периода существования страны.

История национальной политики: необходимость дополнения политологических обобщений конкретикой исторического анализа

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги