И судьбы готов и вандалов оказались различными. Готы в Испании создали устойчивое королевство, слились с местным населением в единую политическую систему и впоследствии – в монолитный этнос – испанцев. Вандалы свирепствовали в Африке до тех пор, пока небольшой корпус войск Велизария не ликвидировал их крепостей, в которых они укрывались от гнева аборигенов. После этого вандалов не стало. Похоже на то, что две соседние системы развивались в диаметрально противоположных направлениях.
Вандализм не ограничивает поле своей деятельности памятниками искусства. Он еще более губителен, когда его объектом является беззащитная природа. Здесь нужно внести важное терминологическое уточнение.
На поверхности нашей планеты есть засушливые территории и есть «пустыни». Разница между ними весьма существенна. Зональные переносы повышенного увлажнения на время сокращают насыщенность растительностью в некоторых континентальных районах, но возвращение циклонов на прежние пути восстанавливает фитоценозы Гоби или Сахары. Наводнения смывают города, но, когда спадает вода, жизнь в речных долинах возобновляется. Иными словами, природные процессы обратимы, кроме разве что извержений вулканической лавы.
А ведь есть сколько угодно пустынь, которые не вернуть к былой жизни никаким изменением природных условий. Иногда эти пустыни сухие, как, например, долины русел южных притоков Тарима, иногда – как амазонская или юкатанская сельва, заросшие сорняками, выросшими на переотложенных почвах, полях древних индейцев. Там всегда находят фрагменты каменных орудий или керамики – следы обитания древнего человека. По сути дела, это даже не пустыни, а бэдленды – принимаю английское слово, так как в русском языке эквивалентного слова нет. И таковы же отвалы горных выработок, бетонированные площадки, пирамиды.
Человек создает необратимую деструкцию ландшафта; и это то же самое, что вандализм в отношении памятников искусства. А мы уже видели, что подобный род деятельности не присущ человеку как виду, а является побочным результатом, следствием возникновения и исчезновения особого мироощущения, которое, видимо, сопутствовало процессам творческого этногенеза с самой глубокой древности.
Таким образом, оскудение природы и уничтожение шедевров культуры нельзя считать следствием борьбы за существование, а надо рассматривать как преступление по отношению к потомкам, которым придется прозябать на оскопленной планете.
То, что факты вандализма в отличие от миграции – не явления, а деяния, – бесспорно, но связано ли такое безобразие с пассионарностью? Конечно! Однако характер этой пассионарности отличается от того, который мы уже подробно описали. И генезис ее другой, он носит не природный, а ситуационный характер. До столкновения оба этноса были нормальными системами с разными уровнями пассионарности. При их совмещении поток пассионарности будет направлен от системы с более высоким уровнем к системе с более низким, и, таким образом, общий уровень будет выравниваться. Этот энергетический перепад и создает ту форму энергии, которая питает возникающую тут
От такого баланса страдают обе системы. Вандализм одинаково деформирует и тех, кого губят, и тех, кто губит, ибо губителям оказывается невозможно жить на развалинах и опустошенных землях. Антисистема подобна популяции бактерий или инфузорий в организме: распространяясь по внутренним органам человека или животного, бациллы приводят его к смерти… и умирают в его остывающем теле. А ведь может показаться, что антисистема – закономерное явление природы.
Нет! Человек не бацилла. Выбор характера деятельности лежит, как уже было сказано, в «полосе свободы», где человек отвечает за свои поступки. Нет закона природы, диктующего бессмысленное уничтожение шедевров, убийство животных не для того, чтобы насытиться, оскорбление беззащитных людей. Эти две взаимоисключающие линии поведения мы в просторечье именуем добром и злом, причем никогда не путаем одно с другим. Потому что добро и зло – это не зеркальные отражения друг друга, а совершенно разные стихии. И тут уместна та система отсчета, по которой вакуум противостоит субстанции, а, по терминологии древних, «бездна» – «тварному миру».
В «полосе свободы»
Однако можно ли отличить «добрых» людей от «злых», и как это сделать? Ведь никто никогда не скажет о себе, что он служит мировому «злу». Да и правомочно ли считать одну позицию «злой», а обратную «доброй»? Где объективный критерий той или другой оценки? Тупик!
Да, на персональном уровне различие невозможно, но ведь есть популяционный критерий – отношение к окружающей среде, т. е. к миру. И тут представители обоих направлений, искренне уверенные в своей правоте, говорят то, что считают единственно правильным и не требующим доказательств.