Этнос. Парадигма

— Ох… с чего же начать… — Фред смотрит на меня как на умственно отсталого, но я упорен. — Прежде всего, как ты наверняка уже убедился, местная медицина не имеет никакого понятия о микроорганизмах. Они эмпирически понимают, что болезнь передаётся воздушно-капельным путём, но считают, что дело в неких «миазмах» — что-то вроде особой болезненной атмосферы, окружающей больных. Соответственно, идея иммунного ответа им тоже не близка. Более того, здешняя научно-медицинская мысль однажды пыталась повторить тот путь, которым пришли к идее вакцинации у нас. Туземные медикусы, какими бы дикими ни были их представления о причинах болезни, тоже заметили, что однажды переболевший корью не заражается ей повторно. И пытались делать нечто вроде примитивных попыток профилактического заражения детей соскобами с пустул, высушивая их и вдувая в нос, чтобы ослабить таким образом болезнь. Скажешь, что пошло не так?

— Они просто заражали детей корью, и течение было такое же, как при обычном заражении. Это не вакцинация, а нечто вроде примитивной вариоляции. В случае кори она не работает.

— Именно! В отличие от оспы, которая стала драйвером вакцинации в нашем мире, у кори нет посредника в виде коров. Нет «коровьей кори» которую можно привить для иммунитета от человеческой. Врачи, которые экспериментировали таким образом, были признаны намеренными распространителями Красного Мора и жестоко публично казнены. Так что идея прививок здесь, мягко говоря, непопулярна.

— Но император же может просто приказать!

— Может, — согласился Фред, — поэтому идём дальше. Допустим, мы завезли технологию и научили местных её механически воспроизводить, не понимая, что они делают. Результат при отсутствии выходного контроля будет так себе, но что-то да наварят. Император велит брать вакцину, везти в города и деревни, прививать там здоровых детей. Допустим, мы его в этом каким-то образом убедили, что само по себе та ещё задача. Что дальше?

— Что?

— Первое, всё императорское окружение, которое и так от нас категорически не восторге, немедля решит, что мы его околдовали, заставили, подменили или что-то в этом духе. Потому что Император не может велеть заражать детей Красным Мором, значит, с ним что-то не так. Но мы-то хитрые, вычисляем дворцовый переворот заранее, топим его в крови мятежников, не даём отравить Перидора за обедом или сунуть ему бешеную крысу в горшок. Следующий шаг, кто будет проводить вакцинацию? Медики откажутся, потому что точно знают, что это просто убийство, помнят судьбу тех, кто пробовал и отчётливо понимают, что родители потенциальных пациентов немедля взденут их на вилы при одном намёке. У вакцинации тут плохая пресса, помнишь? Ладно, мы к этому готовы. Мы отправляем это делать армию. Какая она тут ни убогая, а на вилы её уже никак. Что происходит? Часть офицеров отказывается выполнять преступный приказ, рекруты разбегаются спасать свих детей, немедля, как грибы после дождя, из каждой щели лезут агитаторы какого-нибудь заброшенного из соседних недружественных государств самозванца, который заявляет, что императора на троне подменили, а он-то и есть настоящий, который чудом спасся. Часть войск поддерживает его, часть — Перидора, начинает гражданская война и крестьянские бунты. Этому весьма способствует то, что паршивого качества вакцина у части пациентов приводит к смерти. Это куда меньший процент, чем смертность от кори, но каждый такой случай раздуют до небес, будьте уверены. Под шумок соседи, радостно потирая ручонки, приступают к давно чаемой оккупации с аннексиями. И вот через пару лет Меровии на карте больше нет. А ведь мы всего-то хотели уменьшить детскую смертность и вроде бы даже имели техническую возможность. Но даже это ещё не всё. Представим себе чудо господне — нам удалось это провернуть, не разрушив шаткую здешнюю государственность. Мы вакцинировали всех детей, и почти никто не умер, так процентов пять-шесть, ерунда. Что будет дальше?

— Что? — спросил я мрачно и не ошибся в предчувствиях.

— Репродуктивные политики населения здесь выстроены под семидесятипроцентную детскую смертность. Попросту говоря, женщины рожают каждый год, начиная с тринадцати лет и до окончания репродуктивного возраста. Крестьянская семья заводит два десятка детей, выживает трое-четверо, популяция более-менее в равновесии. И тут, бац — выжили восемнадцать. Триумф? Нет — катастрофа. Их нечем кормить все те годы, пока они достигнут трудоспособного возраста. Под демографический рывок нет ресурсов — земель под расширение посевов, посевного материала, тягловой силы, леса для строительства новых домов, ремесленных товаров, одежды… Ничего нет! Экономика рушится, приходит массовый голод, который убивает больше детей, чем мы спасли, начинаются голодные бунты, соседи, радостно потирая руки… Я убедил вас, Михаил? Или вы всё ещё считаете нас злодеями?

— Убедили, Фред, — неохотно признал я. — Вам действительно виднее.

Глава 8. Дилемма паровоза