— Я постоянно думаю об этом и все-таки хотела бы поработать еще полтора года — до 65. Мы оба будем
— Хорошо, только обещай, что ты сократишь нагрузку.
Пришлось делать то, что никогда ей не удавалось, — ограничивать свое рабочее время. Изабелла видела, что происходит с Лилей, но ее одолевали телефонные звонки больных.
— Все звонят и требуют вас. Что им говорить?
— Постарайтесь вежливо объяснить, что я тоже человек и имею предел сил.
— Они этого не понимают, им надо — и все.
— И все-таки записывайте на прием не больше десяти человек.
Не одна Лиля уставала. Она заметила, что Френкель тоже начал сдавать. Ему уже было 70. Тот Френкель, который был для нее образцом американской выдержки, теперь все чаще клевал носом на утренних конференциях резидентов и делал все меньше операций. Авторитет еще помогал ему держаться, но многие доктора уже ждали его ухода и распространяли разные слухи.
Так прошло полгода. Надо было объявить ему, что через год она уйдет. Лиля шла в его кабинет со смешанными чувствами: восемь лет назад он предложил ей работу, она была непомерно счастлива — это открыло перед ней двери высшего эшелона американской медицины, у нее случился успех, блестящая карьера, хороший заработок. Теперь она шла отказываться от всего этого. Это могло показаться ему неблагодарностью.
— А, Лиля, заходи! Что нового?
— Виктор, я решила через год уйти в отставку.
— Ты что — заболела?
— Нет, я здорова, но устаю все больше. Мы с Алешей решили, что нам надо пожить для себя. Я вам очень благодарна за все, все эти годы я была очень счастлива работать с вами.
— Это я должен благодарить тебя за помощь. Наша совместная работа была моим лучшим периодом. Мне будет не хватать тебя. И у нас нет русскоговорящих докторов, чтобы заменить тебя.
— Пока не найдете замену, я могу консультировать, а операции будут делать другие.
— Да, надо подумать, кто? — Он смотрел на нее, но она сама не знала, кто будут эти «другие».
Подходить к концу пути всегда непросто. Опять, как когда она увольнялась с работы в Москве, Лиля переживала, что перестанет быть нужной людям, перестанет ощущать привычное и любимое чувство. У нее не будет больше операций, не будет больных, не будет конференций и учеников. Что они с Алешей станут делать? Он, конечно, будет заканчивать свой роман. А она? В Америке нет традиций «бабушек», посвящающих себя заботам о внуках, да она и не могла (да и не хотела) вмешиваться в жизнь Барбары. Значит — будет скучная жизнь?..
Еще одно беспокоило Лилю: специалистов по илизаровским операциям было мало; смогут ли ее молодые помощники делать все так, как делала она?
Алеша видел ее огорчение и однажды прочитал ей стихи Тютчева:
— Алешка, я не страдаю «сварливым старческим задором», — смеялась Лиля. — Мне просто нужно найти себе замену.
Замена нашлась в лице ее ученика Саши Фрумкина. Он заканчивал резидентуру и искал место работы. Лиля пригляделась к нему и поняла — у него было то, что можно назвать хирургическим талантом, какой бывает у художника или музыканта. Талант хирурга — это хорошие руки, быстрые, точные, ловкие, но еще нужна интуиция: умение мгновенно сориентироваться, соразмерность главного и второстепенного в операциях. У Саши все это было. Он «горел» на операциях, работал целенаправленно и быстро.
Обычно выходящие в отставку хирурги продают свой офис и частную практику тому, кого выберут сами. Саша не успел заработать достаточно денег. Но Лилин офис принадлежал госпиталю, продавать ей было нечего, и она с удовольствием передала бы ему свою частную практику. Сначала нужно было поговорить с Френкелем. Он сразу согласился:
— Хорошая мысль. Я сам думал об этом. Но ты оставайся консультантом, помогай ему.
Теперь надо было сказать о своем уходе Изабелле. Ведь они дружно работали вместе уже семь лет и очень сблизились. Лиля пригласила ее после работы во французский ресторан и начала:
— Изабелла, я собираюсь уходить в отставку.