Это было на Волге

И вот часов в восемь вечера были мы уже в рыбачьей слободке. Небольшие деревянные домики крыты дранкой. На заборах невода. Возле одного из домиков мы остановились и постучали в окно.

На крыльцо вышла седая стройная высокая женщина лет семидесяти пяти-восьмидесяти. На ней была черная юбка и такого же цвета кофта. Увидав нас, она засуетилась.

— Заходите, заходите, родные. Я сейчас молочка!

— Спасибо, бабуся, — сказал Шульга, — мы насчет рыбки, половить хотим. Лодку бы нам.

— Лодку? Лодка есть. Почитай, в кажинном доме по лодке. Которая по нраву, ту и берите. А ловить-то чем будете? Вот неводок есть, — указала она на длинную сеть, висящую на заборе. — Да вдвоем не управитесь... нет, не управитесь.

— А удочки?

— И удочки есть. Только не ловля это, срамота ребячья. Там, за сараем, — указала она на небольшой крытый неровным горбылем сарайчик.

Действительно, вдоль стенки сарая на железных крюках от плотов лежали удочки. Пока мы их доставали и рассматривали, старуха вынесла из сеней небольшой деревянный с кожаной ручкой сундучок.

— Здесь, вот поглядите, сынка рыбачьи припасы, — может, что и вам сгодится.

— Ты, бабуся, не бойся, все целехонько вернем, — спешу я заверить ее.

— Может, и не понадобятся больше, — покачивая головой, тихо говорит она, — под Сталинградом немец-то... А сынок... под Харьковым был... — И, отвернувшись, рукавом кофты смахнула набежавшие слезы.

В сундучке, среди коробочек с крючками, блесен, поводков, пробок, мы нашли целый десяток закидушек, особенно распространенных на Волге. Состоят они из лески метров 10—15, на конце которой тяжелое грузило, обычно литое свинцовое, или попросту гайка и один или два поводка с крючками.

Возле стога прошлогодней соломы мы накопали жирных красных червей. Лодка стояла на причале, привязанная к вкопанному в берег толстому бревну. Это был дощаник с задранным кверху носом. Длинные узкие весла с непривычки были неудобны и тяжелы.

Велика и могуча Волга с ее двухкилометровой шириной. Противоположный берег подернут легкой синей дымкой, и на нем, сколько видит глаз, сплошной стеной тянется лес. Лодка плывет довольно тяжело, мы перерезаем течение. Все дальше и дальше уходит от нас берег. Посредине реки виднеется небольшой песчаный островок.

— Давай на остров, — предлагает Шульга.

— Зачем?

— Здесь и будем ловить.

— Да что ты! К лесу надо ехать, — показываю я ему на противоположный берег, — там кручи, обрывы... рыба держится.

— Далеко, попробуем сперва здесь.

— Да пойми ты, время уйдет, места не выберем!

Но его не так просто уломать. К тому же он сидит на корме и правит веслом.

И вот минут через десять мы на островке. Он небольшой, метров тридцать в длину и десять в ширину. Вокруг — ни травинки.

— Какая же здесь рыба будет? — не выдерживаю я.

— Рыба всякая, — восхищенно говорит Шульга, — место прелестное, словно Скнятино под Москвой.

— Скнятино! Да что ты думаешь, ты один там бывал? Там возле островков — трава, камыш, течения почти нет, а здесь?.. Ехать на тот берег надо! Пойми, Иван Акимович, каждая минута нам дорога. Здесь рыбы не наловим — когда до того берега доберемся?

— Чепуха! — смеется он. — Эх, думал ли я когда, что буду здесь, на Волге, рыбу ловить!

Ну что с ним, упрямым, делать?

Солнце уже зашло. Поблекли лучи заката, и наступила темная южная ночь, скрывшая берега. Только на юго-западе, в районе Саратова, небо было розовым.

Стрелка часов показывает без четверти десять. Шульга молча вырывает в песке ямку и ставит в нее банку с червями. Где-то далеко за поворотом реки грохнула сперва одна, затем вторая, третья зенитки. Орудия заговорили и в Вольске. Тоскливый, протяжный, выматывающий душу вой сирен понесся над водой. А вверху уже слышен надрывный гул: у...у.. у...

— Летят дьяволы!

Вспыхивают, разрезая ночную темь, лучи прожекторов. Яркие столбы со светящимися вверху пучками стеной встают над Волгой. Луч света падает на воду. Осветив русло реки, берега, он секунды две задерживается над островком.

— Ложись! — кричит Шульга. — Чего доброго пулеметом шарахнут!

— А ты думаешь, не шарахнут? — зло говорю я ему. — Обязательно шарахнут! Докажи им, что на островке не немецкие парашютисты, да и сверху хорошо видно. Решат, что зенитка поставлена, — и пиши как звали. А все ты, рыбья твоя голова!

— Как же быть? — прижимаясь к песку, взволнованно спрашивает Шульга.

— Что ты у меня спрашиваешь! По твоей милости остались. Лодка видна. Вот и лежи, пока не продырявит.

— Шутишь!

— Плохие шутки...

Внезапно, со свистом рассекая воздух, над нашими головами проносится осколок.

— Дело дрянь, — шепчет Шульга, — влипли!..

Осколки сыпятся все чаще и чаще. Перекрывая грохот зениток, я кричу Шульге:

— Давай под лодку!