Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

Жизнь для Майкла переменилась. Никакой больше подруги, никаких женщин, ни капли спиртного, никаких наркотиков. Что же тогда привязывает Майка к жизни? Конечно же, то же самое, что и тебя и меня, — «тяжелый метал!»^{410}.

В «Примерный перечень» идейно вредных западных рок-групп и исполнителей, который рассылался ЦК ВЛКСМ (см. выше), группа The Scorpions была включена. Она характеризовалась в нем как проповедник насилия. Хотя конкретный перечень, который мы привели выше, был датирован январем 1985 года (двумя с половиной годами позже, чем перевод статьи о группе The Scorpions, который Андрей сделал и публично зачитывал в конце 1982-го), аналогичные перечни и инструкции циркулировали в райкомах комсомола и раньше, и уж точно в течение всего конца 1970-х — начала 1980-х. Андрей рассказывает о комсомольских документах, которые он получал из райкома и в которых западные рок-группы, особенно группы, играющие тяжелый рок, критиковались как проповедники насилия и буржуазной культуры. Однако он не обращал серьезного внимания на эту критику, ведь, как и большинство рядовых комсомольцев и членов комитета комсомола из его НИИ, он не воспринимал слишком буквально ни смысл западных песен, ни высказывания на авторитетном языке в комсомольских циркулярах.

Как мы видели в главе 3, для многих комсомольских секретарей и комсоргов смысл реально существующего социализма был гораздо шире и гибче, чем то, как он интерпретировался в инструкциях и указаниях вышестоящих комсомольских органов. Многие из этих секретарей разделяли идеологические поручения на буквальные и формальные — на то, что Андрей называл «работой со смыслом» и «чистой проформой» (см. главу 3). Выполнение пустой рутинной работы позволяло им заниматься более важной и интересной, с их точки зрения, работой со смыслом. К последней Андрей относил организацию всевозможных социальных программ и культурно-политических мероприятий — музея ветеранов войны, детского сада для молодых семей, поэтических вечеров, театральной студии и комсомольских дискотек.

С одной стороны, Андрей может показаться наивным, аполитичным и некритически мыслящим молодым человеком, фигура которого была нарисована двумя советскими социологами в вышеупомянутом исследовании — ведь его действительно не интересовало то, что они называли связью между западной рок-музыкой и политикой антикоммунизма. С другой стороны, Андрей может показаться двуличным «приспособленцем», похожим на героя вышеприведенного агитационного плаката, который прячет свое преклонение перед буржуазной культурой под маской комсомольского активиста. Однако ни первая, ни вторая интерпретация не способны объяснить, почему Андрей участвовал в комсомольской работе активнее большинства своих сверстников, с энтузиазмом воспринял избрание секретарем комитета комсомола НИИ и до конца перестройки искренне верил в идею коммунизма (при этом всегда недолюбливая партийных аппаратчиков). Если его желание стать комсомольским секретарем, а позже вступить в ряды КПСС и было связано с карьерными соображениями, все же чистым карьеризмом его не объяснить. Также и его любовь к западной рок-музыке не свести к проявлению аморальной «некоммунистической» сущности приспособленца. В отличие от «приспособленца» с агитационного плаката, который якобы скрывал свой истинный язык (западных брендов) под маской притворного языка (советских лозунгов), Андрей оперировал обоими этими языками вполне искренне, интегрируя их, меняя их смыслы, разводя их по разным контекстам, но не выбирая, какой из них истинный, а какой ложный. Вспомним, что до перестройки Андрей, по его собственным словам, «безусловно верил в то, что партия — это единственная организация, которая действительно знает, что надо делать» (см. главу 3). При этом он всегда «разделял партию на простых людей и партийный аппарат» — первая группа, по его мнению, включала большинство людей, «которые честно работали и были хорошими, умными и душевными», а вторая включала бюрократическую группу аппаратчиков, «прогнивших изнутри и искажавших хорошие идеи и принципы»^{411}. Вспомним также, как Андрей относился в те доперестроечные годы «к самой идее коммунизма», а также к Ленину, который для него олицетворял эту идею (см. главу 3). Он вспоминает: