— Если меня действительно стали подозревать, то, естественно, Вале грозит опасность. А она мне очень дорога, мы так много вместе с ней пережили! — говорил Николай Иванович.
Позже выяснилось, что беспокоился он не напрасно: в ночь перед отъездом во Львов гестапо арестовало Валю.
Наш уход ко Львову задерживался. У нас не было топографических карт нового маршрута, недостаточно было питания для рации и боеприпасов для отечественного оружия.
Чтобы не терять времени, мы решили отправить во Львов маневренную группу. Ей предстояло выбрать в районе Львова место для нашего лагеря и подготовить явочные квартиры в самом городе. В эту группу мы отобрали двадцать человек. Один из них, Пастухов, работал до войны инженером коммунального хозяйства Львова. Ему было дано особое задание — изучить тоннели под городом.
Очень хотелось пойти во Львов радистке Марине Ких.
— Львов я знаю как свои пять пальцев. Я там работала, у меня там родственники и знакомые. Почему же вы меня не посылаете с группой? — говорила Марина.
— Подожди. Пойдешь вместе с отрядом, и тогда ты нам очень пригодишься. Ты лучше подумай хорошенько, к кому из твоих знакомых могут обратиться наши разведчики. И напиши письма, — ответил я.
Марина написала письма к сестре и знакомым и передала их командиру группы Крутикову. Группа ушла от нас 5 января. Несмотря на то что с ними был радист, никаких сведений от них мы не получали ни впервые дни, ни позже.
Кузнецов страдал от вынужденного безделья.
— Дмитрий Николаевич! Смотрите, что получается. Красная Армия так быстро продвигается, что скоро и из Львова немцы начнут эвакуироваться. А ведь я там кое-что сумел бы сделать. Да и Валя, вероятно, уже там ждет. Пустите меня одного!
— Вы, пожалуй, правы, Николай Иванович. Незачем вам тащиться со веем отрядом.
На этот раз машину для Кузнецова мы «одолжили» у гебитскомиссара города Луцка. Перекрасить ее мы не могли — у нас не было ни краски, ни времени. А чтобы все-таки эту машину не узнали, ей придали старый вид — поцарапали кабину, сорвали с колес колпаки. Всю эту «операцию» проделал шофер Белов, который, по заданию Струтинского, угнал эту машину из гаража. Мы решили отправить с Кузнецовым Белова и Яна Каминского, которые хорошо знали Львов.
Кузнецов уезжал по своим старым документам на имя лейтенанта Пауля Зиберта. Но к этим документам мы добавили командировочное удостоверение во Львов, а затем в Краков «по служебным делам». Ян Каминский уезжал под видом крупного спекулянта, убегающего от Красной Армии.
Пока шли эти приготовления, мы со всем отрядом двинулись ко Львову. Кузнецов все еще был с нами. Отряд шел медленно, и автомашина Кузнецова не могла идти своим ходом. Даже на первой скорости она обгоняла бы колонну, к тому же шум мотора мог привлечь внимание карателей. Поэтому мы впрягли в машину пару хороших лошадей. Белов сидел на своем шоферском месте. Рядом с ним сел я, позади — Кузнецов и Каминский. За закрытыми дверцами машины мы подробно обсуждали план действий во Львове.
Нам надо было перейти железную дорогу Ровно — Луцк. Теперь это оказалось трудным делом. Чтобы меньше выставлять постов, немцы завалили почти все переезды, оградили их колючей проволокой и заминировали подходы. А там, где переезды остались, настроили оборонительные укрепления. Наши конные разведчики пробовали перейти железную дорогу в нескольких местах, но везде натыкались на пулеметный огонь. Отряд был большой, и времени на переход требовалось много. Вступать в бой с немецкими частями, которые могли вызвать себе подкрепление и даже бронепоезд, не было смысла.
Попутно с поисками выхода своему отряду мы устраивали засады на шоссейных дорогах, по которым двигались отступающие пехотные и моторизованные колонны врага.
Но Кузнецов решил больше нас не дожидаться. Я не возражал. Кто знает, когда и как мы перейдем железную дорогу!
Наступила минута отъезда Кузнецова.
— Ну, прощайте, Дмитрий Николаевич! — сказал мне Николай Иванович!
Я обнял его, и мы три раза, по русскому обычаю, расцеловались. Потом он попрощался с Лукиным, Стеховым, Струтинским и другими товарищами. Всем хотелось на прощанье крепче обнять Николая Ивановича и сказать самое хорошее слово.
Кузнецов не просто поехал к переезду. Он подозревал, что его разыскивают, и решил действовать осторожно. Около шоссе, в лесочке, километра за два от переезда он остановил машину, и наши провожающие помогли замаскировать ее. До рассвета Кузнецов не выезжал. А когда уже стал брезжить рассвет, он пристроился к отступавшей колонне немецких автомашин и вместе с ней переехал через железную дорогу. Это было 17 января 1944 года.
Так мы расстались с Кузнецовым и были уверены, что через неделю-другую встретимся у Львова. Но все повернулось иначе.