– Как сына родного любил!… Он был ближе сердцу моему, чем кора дереву… Семенушка, голубчик!… Закопала Танюшка свое счастье в землю… – бормотал он.
Я взял старика за плечи и заставил подняться:
– Мужайся, крепись, Филимоныч. Не тебе одному тяжело – и Тане, и мне, и всем… Что ж теперь плакать –
поздно!
Фома Филимонович затих, глядя на какую-то точку, и после долгого молчания проговорил:
– Все пройдет, Кондрат… Все стерплю! Дай только опомниться! – Он вдруг сильно затряс головой, как бы стараясь от чего-то освободиться, и сказал жалобным голосом: – Нельзя же так враз – и забыть Семенку… Нельзя!…
– А мы и не забудем! – твердо произнес Логачев. –
Никогда не забудем! И фашистам припомним…
Фома Филимонович грустно покачал головой, думая о чем-то своем.
Чтобы рассеять его немного и отвлечь от мыслей о
Семене, я сообщил о наших подозрениях и о том, как мы подготовились к этой встрече.
Фома Филимонович сказал:
– Я никого в тот раз не видел. Я пришел, прождал час и ушел… А теперь мне кое-что ясно.
– Что тебе ясно? – насторожился я.
Оказывается, в день гибели Семена со станции на проческу леса ушли двое солдат, прихватив с собой самого крупного и злющего кобеля, под кличкой Спрут.
– Они вышли раньше тебя?
– Раньше. Их до Ловлино довезли на машине.
– А зачем они поехали в Ловлино?
Несколько дней назад из райцентра на Опытную станцию приезжал гестаповец и сказал, что около деревни
Ловлино, в лесу, староста обнаружил зарытый в песок парашют, и коль скоро гестапо не располагало собаками-ищейками, он попросил Гюберта обследовать местность. Гюберт отрядил солдата – проводника овчарки, а второго прислало гестапо. Солдаты уехали и не вернулись.
– Ты знал в лицо обоих? – спросил я.
– Одного знал хорошо, второго видел один раз.
Я предложил сходить к кустам, где мы спрятали трупы.
Фома Филимонович без труда узнал в одном проводника собаки и твердо заявил:
– Это Артур. Он самый…
О приезде гестаповца, обнаружении парашюта и посылке солдат в лес Фоме Филимоновичу рассказал Похитун. Мы вернулись на полянку. Теперь ясна стала причина появления немцев так далеко от «осиного гнезда» и так близко к Полюсу недоступности.
– Что же теперь говорят на станции? – поинтересовался
Логачев.
– Разное плетут, – ответил Фома Филимонович. – Одни говорят, что солдаты заблудились в лесу, другие – что напали на след, а след их завел далеко. Штейн считает, что они отправились в Раковку и хлещут там самогон. Он обзвонил все окрестные деревни и наказал старостам и полицейским учинить розыск. Да где же теперь искать… –
Старик усмехнулся и махнул рукой. Немного погодя он добавил: – Значит, я был здесь, когда все уже свершилось…
– А что случилось, почему ты досрочно пришел? –
спросил я.
– На уток готовимся ехать, Кондрат. Вот какое оно дело!
– Когда?
– С субботы на воскресенье.
– В эту субботу?
– Да нет… В будущую. Через девять дней.
– Решили открыть охотничий сезон пораньше? – усмехнулся Логачев.
Старик кивнул головой и заметил:
– Выходит так. Утка еще не везде готова, но ему мало дела до этого. Сказал: «Ищи, чтобы наверняка».
– Нашел? – полюбопытствовал я.
– Есть на примете озерцо… За мной дело не станет. Ну, я и заторопился свидеться. Видишь, Кондрат, как оно оборачивается!… – Фома Филимонович нахмурился
(видно, тяжелые мысли опять одолели), помолчал и продолжал: – Тут, однако можно устроить бал-маскарад.
Озерцо-то в самой глухомани, а нас, охотников, будет раз-два – и обчелся! Ты смекаешь, куда я клоню? Одно дело
– громить их гнездо. Это – стоящее дело, слов нет! А сцапать майора живьем тоже недурно. А?
Я, как говорят в таких случаях, весь загорелся. Так вот почему Фома Филимонович просил о внеочередной встрече!
– Где это озеро? – спросил я.
– От Селезневки версты четыре будет.
– От Селезневки, говоришь? – переспросил я, быстро достал из планшетки карту и разостлал ее на траве.
Да, озеро было обозначено. В двух километрах к востоку от него пролегала лесная дорога на железнодорожный разъезд.
– Это? – спросил я старика.
– Оно самое, – подтвердил он. – Мы будем добираться до него на подводе.
Тысячи мыслей зароились в моей голове. Неожиданное обстоятельство облегчало наши планы. Жизнь давала нам в руки редкую… редчайшую возможность.
Я не отрывал глаз от карты, вымерил расстояние от озера до Полюса, до Опытной станции и спросил:
– Значит, точно в субботу?
– Это как водится. Как он велел, так и будет.
– А кто поедет с ним?
– Вот этого не скажу. Весной он брал солдат, на двух подводах ездили, а как решит сейчас – не скажу.
– Ты был уже на озере или только собираешься? –
спросил я.
– Собираюсь. Во вторник туда поеду. Гюберт велел поразведать все досконально, соорудить там шалашик, скрадки…
– Хм… во вторник… Чудесно! В котором часу ты там будешь?
– Как сейчас, в полдень.
– Договорились! Я тоже подойду.
– Правильно. Так-то лучше! – одобрил Фома Филимонович. – На месте виднее будет, а к тому времени я проведаю, кто поедет с нами. Однако у меня еще есть что рассказать тебе…